Сергей Солоух - Шизгара

Итак, около семи часов вечера четвертого июня 197... года под проезжей крышей метромоста, вдоль клепаной паутины зеленого (синего? серого?) металла, над неширокой рекой, несущей свои высокооктановые воды в поэтическую жемчужину среднерусской возвышенности Оку, прошел молодой человек, которого мы уже на протяжении двадцати шести глав довольно беспардонно и по-свойски величаем Лысым. Ободряемый хищным урчанием в чрево большого города засасываемых поездов метро, Мишка по нешироким (сравнительно с длиной) пролетам каменной лестницы спустился в лужниковский парк и двинулся, ища проход между кустами и деревьями, навстречу влекшим его сюда с вершины горы звукам.

И, отмечая это счастливое прибытие, автор, одержимый пусть навязчивым, но похвальным стремлением к установлению абсолютной истины во всем, что имеет касательство к нашей истории, должен без ненужного упрямства признать,- проделать все описанное Лысому не составляло особого труда.

Да, вообразите, любому досужему прохожему не возбранялось удовлетворить как минимум свое любопытство, а зрелищем не соблазнившимся никто не препятствовал добраться до дома на своих двоих.

Но если такое положение вещей еще можно, скажем, объяснить беспримерным коварством, то во всех случаях разум отказывается допускать сознательное пренебрежение порядком и сохранностью зеленых насаждений в общественных местах.

И тем не менее около трех часов пополудни, оставив свои посты у стыков переносных заграждений, исчезли даже немногочисленные обладатели фуражек с белым воскресным верхом, кои с утра еще, поминутно переходя с "приема" на "передачу", наполняли донесениями эфир. Невероятно, но большую часть того незабываемого дня грандиозная тусовка (впрочем, больше трех-четырех тысяч буйных, глухих к газетному и дикторскому слову голов все же не насчитывавшая даже в час наивысшего прилива) была предоставлена сама себе. Даже пара неутомимых поливалок, с утра до вечера драивших площадь перед бассейном, третий день без устали с места на место перегонявших терпеливую, чудо ждущую публику, и те, уехав в половине четвертого заправляться, не вернулись, канули, исчезли.

Но что случилось и как все это понимать? Откроется ли непостижимая логика Создателя вдумчивому наблюдателю бури?

Безусловно, старательные исследователи того неповторимого дня не без основания утверждают,- в прекрасное летнее утро Творцу угодно было стравить, столкнуть лбами, поссорить две могущественные организации, ведающие покоем и сном граждан нашего государства.

Подумать только, покуда мы шли по пятам за нашим неудачливым героем, радовались его немудреным радостям и переживали его несложные печали, в высоких сферах совершались события космической важности, масштаба невероятного и значения необыкновенного.

Ну, а если точнее (насколько, конечно, раскрытие этих скобок в интересах безопасности Отечества), одно всеведущее ведомство обвинило другое, не менее вездесущее, в злокозненных интригах, в бессовестной фальсификации и неприкрытой попытке дискредитировать своих лучших людей.

Бесшумные мероприятия тишайшего Афанасия Антоновича Беседы, целью своей имевшие одно лишь разоблачение вдохновителей (profiteerin' mastermind of) билетного бума, были объявлены гнусной провокацией, никакого оправдания не имеющей, ни морального, ни этического.

Но как же, как же, откуда могло явиться это очевидное заблуждение, уж мы-то, приглядеться успев к кабинетному затворнику, педантичному и исполнительному Афанасию Антоновичу, и допустить не смеем, все ехидство его нрава во внимание даже принимая, будто бы мог он покуситься на самое святое, на нерушимость союза серых шинелей и габардиновых пальто.

И тем не менее, сам того не замечая, Афанасий Антонович занес свою белую мягкую, с рыжими конопушками руку над братским учреждением.

Вышло, правда, несчастье исподволь и без умысла. Надо сказать, появление в скверах и подворотнях главного города необычного вида молодых люден вполне укладывалось в оперативную схему полковника. По известным причинам недоверие особо неразумной части молодежи к официальным заверениям было на руку многоопытному мастеру по обезвреживанию замаскированного противника, каким, без сомнения, являлся Афанасий Антонович Беседа. Скажем больше, полковник не только всеми доступными способами препятствовал рассеиванию безобидного при должном присмотре сборища молодых бездельников в Лужниках, он в интересах проводимой им акции готов был и после четвертого числа еще день-другой водить за нос несмышленых юнцов и их хитроумных поставщиков.