Владимир Сорокин - Роман

Разговор шел о новом увлечении молодого гостя.

Уже более года, как Роман оставил место адвоката и занялся живописью, беря частные уроки и посещая рисовальные классы. Отправляясь в Крутой Яр, он просил тетю Катю выслать заботливо упакованные им этюдник, холсты и краски через неделю, полагая, что не стоит живописать в предпасхальную седмицу.

- Значит, ты теперь рыцарь кисти и палитры, - Антон Петрович прихлебывал чай из своей огромной фарфоровой кружки.

- И мольберта, - добавил Роман, накладывая себе прямо в чай клубничного варенья.

- Да. И мольберта, - серьезно произнес дядя, пространно вздохнув, - Что же. По-моему это расчудесно. Знаешь, я всегда настороженно воспринимал сообщения Катерины и Любани о твоих успехах в области права. Все-таки, зная твой характер... Слава Богу, что ты ушел оттуда.

- Но, с другой стороны, это давало неплохой доход, - осторожно вставила Лидия Константиновна.

- Ерунда. Главное - человек свободен...

- Тетушка, я же даю уроки студентам. Конечно, получается гораздо меньше моего прежнего заработка, но мне хватает.

- Ну и прекрасно, - одобрительно тряхнул белыми кудрями дядя Антон, Деньги хороши, когда не залеживаются в карманах. В противном случае от них начинает тошнить. Меня, признаться, жуткое любопытство съедает по поводу твоего художества.

- Меня тоже, - добавила Лидия Константиновна.

- Страшно интересно, - дядя допил чай и, чмокнув губами, с легким стуком опустил кружку на стол.

- Я уверена, что Рома все может делать талантливо.

- Тетушка, вы преувеличиваете. Я ведь совсем недавно увлекся живописью.

- Ромушка, а что тебя сподобило на это?

- Трудно объяснить... - Роман пожал плечами, - Я давно, с детства, завидовал художникам.

- Вот это здорово! - воскликнул дядя, - Завидовал! Значит, пойдет дело. Если б ты сказал - преклонялся, любил, уважал - я бы в тебя не поверил. Завидовал! Это замечательно.

- Я попросил тетю Катю выслать все мои принадлежности через неделю. После Пасхи.

- И это верно. Богу - Богово, Аполлону - Аполлоново. И все-таки мне страшно хочется посмотреть на твои картины.

- Картины - это громко сказано. В основном я пишу этюды.

- Пейзажи?

- Да.

- Ну, тогда здесь ты отведешь душу.

- Надеюсь, дядюшка, - промолвил Роман и тут же спросил, - А что, Красновские приезжали прошлым летом?

- Приезжали, - ответила тетушка, - Все вместе приезжали.

- Как они поживают?

- Слава Богу, хорошо. Петр Игнатьевич преподает в академии, Надежда Георгиевна проводит спиритические сеансы.

- А Зоя?

- Зоечка? Она чудно расцвела за последнее время. Такая милая стала, красивая.

- И уже замужем, наверно?

- Нет, не замужем.

- Нынче они приедут?

- Грозились в мае.

Роман кивнул и молча допил свой чай. Антон Петрович, неожиданно задумавшись о чем-то, сидел с отрешенным взглядом, теребя снятое пенсне. Лидия Константиновна стала убирать со стола.

За стеклами террасы сквозь облака проглянуло солнце, узкий луч упал на край стола.

- Спасибо, тетушка.

- На здоровье, Рома.

Роман встал, подошел к мутным стеклам. Разросшаяся сирень терлась о них голыми ветками.

- Пойду-ка я пройдусь, - бодро решил вслух Роман.

Его реплика вывела дядю из забытья.

Он зашевелился, вздохнул, надел пенсне и тяжело приподнялся:

- Пойди, пойди. Погуляй по нашим палестинам. Я бы тебе составил компанию, да извини, брат, что-то кости ломит с утра.

- Не беспокойтесь, дядюшка. Я все здесь знаю наизусть.

- Только непременно надень сапоги, Рома, а то промокнешь.

- Конечно, - пробормотал Роман, направляясь к себе наверх.

III.

Село, а точнее - поселение Крутой Яр упоминалась еще в летописи иеромонаха Усть-Покровского монастыря Мефодия, умершего в начале XVII века и повествовавшего о размещении войска Ивана Грозного во время похода на Казань лета 1552-го близ места "Яром Крутым нареченну". Роман не раз перечитывал эти строчки, выписанные отцом дяди Антона из неподъемной (по его свидетельству) книги в железном переплете, украшенным изображениями двух Усть-Покровских святых - старцев Алексия и Агриппы.

В юности, прогуливаясь по краю крутояровского оврага, Роман давал волю своему воображению, рисовавшему яркие картины: войска Иоанна, расположившиеся вокруг, двенадцать жалких, крытых соломой изб, расседланные лошади, затерявшиеся среди гомона, ржания и скрипа, жадно пьющие воду из на глазах мелеющей речки, царский походный шатер, сооружаемый проворными слугами...

"Неужели и это все - склоны, поросшие густой травой и ракита, гнущаяся к воде и сама река - было тогда?" - думал Роман, - "Неужели эта глинистая земля, эти валуны возле мостика помнят татар и смутное время, Пугачевских мужиков и французских гвардейцев?"