М. Забелло: Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— А я почемъ знаю, за что его прислали? За это, а можетъ и за другое, что еще почище, надѣвая старенькую шубенку, говорилъ равнодушно старикъ. — Ну, пошелъ, запру.

Молодой чиновникъ молча и съ той-же, превращенной во вниманіе, физіономіей вышелъ со старичкомъ на улицу.

— Прощайте, папаша!.. Засвидѣтельствуйте мое нижайшее почтеніе Лидіи Казиміровнѣ…. Горю нетерпѣніемъ видѣть ихъ сегодня.

— Прощай, прощай! нехотя подавая руку молодому чиновнику и поворачиваясь отъ него прочь, отвѣтилъ, старикъ и пошелъ направо, а бойкій чиновникъ повернулъ налѣво.

Въ это время непремѣнный членъ с-нскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія и управляющій с-нскою контрольною палатою встрѣтились на углу главной улицы города, какъ они встрѣчались тамъ каждый день, кромѣ воскресныхъ и табельныхъ, возвращаясь изъ своихъ присутственныхъ мѣстъ. Одинъ, тотъ, который былъ непремѣннымъ членомъ губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія, — почти средняго роста, лѣтъ за сорокъ, коренастый, съ крупными и серьезными чертами лица; на немъ шинель съ длиннымъ капюшономъ и бобровая шапка. Другой, управляющій контрольною палатою, былъ тоже почти средняго роста, тоже крупный, хорошо сложенный, лѣтъ за сорокъ мужчина, но строгія черты его лица смягчались почти никогда не сходившаго съ него улыбкою; онъ былъ тоже въ шинели, но капюшонъ на ней былъ маленькій, какіе бываютъ у плащей ксёндзовъ, и въ собольей шапкѣ. Одинъ, когда ходилъ и молчалъ, смотрѣлъ внизъ и тихо-тихо что-то шепталъ, шевеля губами; другой, когда ходилъ и молчалъ, смотрѣлъ вверхъ и тихо-тихо что-то напѣвалъ, тоже шевеля губами. Шутники въ городѣ звали ихъ двумя Аяксами, хотя они видѣлись другъ съ другомъ только одинъ разъ въ день, по буднямъ, на концѣ главной улицы, въ два часа, возвращаясь изъ своихъ присутственныхъ мѣстъ, и одинъ о другомъ, кромѣ служебныхъ своихъ ранговъ, ничего не знали.

— Здравствуйте! сказалъ контролеръ, добродушно улыбаясь.

— Добрый день! сказалъ членъ, тонко улыбаясь ртомъ.

— Какъ ваше здоровье?

— Благодарю васъ! Какъ ваше драгоцѣнное, здоровье?

— Благодарю. Ну-съ, выдумали?

— Какъ-же-съ. А вы?

— Мы тоже сочинили.

— Вамъ начинать.

— Сегодня на счетъ телеграфовъ?

— Правильнѣе будетъ, — на счетъ телеграммъ.

— Да-съ. Ну-съ, прошу не строго судить. Прикащикъ, изволите-ли видѣть, подаетъ на станцію телеграмму къ хозяину лѣсопромышленнику. Телеграмма была слѣдующаго содержанія: «Въ вашу сумму за лѣсъ вкралась ошибка. Ели много и хороша, но сосна — плоха. Что вы пилъ не закажете? На дрань лѣсъ сдали съ дачи, потомъ на строевой такой отобрали, какой во всей губерніи не бывало.»

— Прекрасно! Какъ-то справится нашъ телеграфъ? сказалъ, тонко улыбаясь, членъ, посматривая по сторонамъ улицы.

— Конечно, перевретъ, какъ всегда, добродушно улыбаясь, сказалъ контролеръ, смотря на члена.

— Но какъ? Въ этомъ весь интересъ.

— А вотъ извольте послушать. «Въ вашу сумму залѣзъ, читалъ удивленный хозяинъ телеграмму отъ своего прикащика, — вкрались шибко. Ѣли много и хорошо, но со сна плохо. Что вылилъ — не закажите. Вчера на брань лѣзъ, — сдали сдачи. Потомъ насъ трое вой такой отодрали, какого во всей губерніи никогда не бывало».

— Прекрасно! Отлично! Вы, конечно, пошлете въ «Будильникъ?» Пошлите, непремѣнно пошлите!

— Благодарю васъ, подавая руку и съ добродушною улыбкою, говорилъ контролеръ.

— Въ «Будильникъ», непремѣнно въ «Будильникъ», пожимая руку контролера, говорилъ съ чувствомъ членъ, но тонкая улыбка не сходила съ его лица.

— Ну-съ, а вашъ? Теперь позвольте вашъ.

— Мой-съ? Мой-съ будетъ по-хуже.

— Говорите! У васъ всегда потоньше и посолонѣе моего.

— А вотъ судите сами, что я правъ…. Мужъ, каппельмейстеръ, посылаетъ своей женѣ, тоже музыкантшѣ, слѣдующую телеграмму: «Варіаціи живы, веселы. Я упился громомъ. Да, форте чудесно, и хотя пьяно — очень сильно, но, повторяю, варіаціи — прелесть».

— Чудесно! Какъ это у васъ всегда коротко, но сильно! А отвѣтъ, а вранье нашего телеграфа, навѣрно, еще прекраснѣе будетъ! говорилъ контролеръ, добродушно улыбаясь.

— Жена получила эту телеграмму, прочла и…. и чуть-чуть не лишилась чувствъ! продолжалъ членъ серьезно, но съ тонкою улыбкою около рта. Нашъ милый телеграфъ такъ перевралъ телеграмму мужа: «Вари яйца живо! Весело. Я упился ромомъ до черта. Чудесно! И хотя пьянъ очень сильно, но, повторяю, вари яйца, прелесть».

— Восхитительно! Это будетъ украшеніемъ «Будильника»!.. и между контролеромъ и членомъ опять произошло искренное рукопожатіе.