Евгения Т: Опиум

-- "И вы -- моя смерть",-- хотели вы сказать?

-- Да, вы станете моей смертью.

-- Вот это и пугает меня. Я помню, с какой упоительной страстностью говорили вы мне когда-то, что ваша смерть будет трагической развязкой моей смерти, что вы будете моей тенью, следом моей любви, что вы будете жить, пока я живу, и умрете, как только умру я.

-- Да, милорд. Без вас я непорочно-одинока. Лишь ваши извращенные ласки могут пробудить мое тело для жизни, а мою душу -- для любви. Для любви к вам и больше ни к кому.

-- Но я боюсь вашей склонности играть со смертью. Неужели, говорю я себе, ее страстность не толкнет ее рано или поздно испытать высшее наслаждение любимым человеком, убив его и забрав его жизнь, и насладиться заключительным актом любви -- самоубийством?.. Вы смеетесь? А как вы будете смеяться, когда я выпью яд, предложенный мне вами, когда померкнут эти голубые глаза, любящие вас, когда холод охватит это прекрасное тело, от которого сходит с ума столько мужчин?..

-- Берегитесь. Вы заставите меня пожалеть о содеянном раньше чем оно свершится.

-- Вы жалеете? Вам жаль совершенных в мыслях ошибок? Признайтесь, ведь мысленно вы давно уже несколько раз убили меня и продолжаете это делать все более методично и изощренно.

-- Боже мой, как можете вы осуждать за жажду смертельной любви несчастную женщину, которая хочет крови вместо отречения! Но, видит бог, крови не вашей. Моя любовь слишком сильна, чтобы быть воплощенной простыми словами, простыми эмоциями. Она более всеобъемлюща, чем смерть.

-- Чего же вы хотите, если не умереть в моих остывших объятиях? Какой еще жертвы жаждет ваше обольстительное предательство, ваша сладкая порочность?

-- Я не хочу убивать тело, граф. Я хочу убивать души. Невинные души непорочных женщин, я хочу быть волком, пожирающим ягнят, я хочу совращать и убивать разум. Я хочу страданий и проклятий в мою честь. Я хочу, чтобы вы помогли мне убить души тех, кто хочет быть убитым...

-- Вы искушаете меня, миледи. Вы хотите, чтобы я вновь покровительствовал вашим развлечениям?

-- Но вы же знаете, любовь моя, что вы один -- единственный мужчина, которого я люблю по-настоящему. Я делаю все это лишь для того, чтобы сильнее почувствовать вашу любовь, чтобы вкусить контраст общения с вами и другими женщинами и любить вас с новой силой.

-- Увы, моя душа мне уже не подчинена. Лишь только Вы владеете ей. Вы можете делать со мной все, что хотите. Я уже не в силах сопротивляться. Что вы желаете -- приказывайте. Я ваш раб отныне и навсегда.

-- Мне не нужны ваши жертвы. Я не хочу ничего. Я хочу вас. До безумия...

x x x

Она утратила чувства.

Она утратила разум.

Она давно утратила мысли и мечты.

Одинокие осколки ее тщеславия еще тлели на огне ее безнадежности, но она была уже безвозвратно мертва. Искупление настало внезапно, и холодный шепот думал об этом внутри ее мозга.

Не думая ни о чем, она лежала охладевшая на мраморном столе посреди огромной холодной залы. Факелы бледно мерцали, придавая стенам сырой погребальный блеск.

Ее обнаженное тело источало запах арабских духов и призрачный свет еще мгновение назад живой плоти. Ее дух был рядом с телом, сознавая смерть в сумрачной плесени ночи.

Беззвучная музыка склепа будто призывала вампиров прийти на пир смерти и насладиться прелестью ее совершенного тела.

Глаза правильной формы, закрытые так, будто она еще здесь. Будто просто спит.

Но она знала, что она умерла. Она любовалась собой, лежащей в этой роскошной гробнице, молча ожидая последнего прихода последней обреченной любви.

Тусклое пламя факелов отбрасывало длинные тени, и в его свете все казалось слишком глубоким и слишком рельефным. Черно-белые краски. Губы с синеватым отливом, возбуждающие своей пышностью. Ввалившиеся глазницы, будто оттеняющие выразительность глаз, словно выточенная из мрамора совершенная грудь, мягкий изгиб контуров талии, бедер.

На холодном камне ее тело выглядело будто явление ангела в аду.

Мягкие тени, колыхаясь, ползли по стенам, крались вдоль арок и галерей, рождая сотни ужасных образов. Черные существа, прячущиеся среди нагромождения каменных сводов, подбирающиеся по каменным плитам к центру залы, тени, спугнутые дневным светом, немые рабы, они словно предупреждали о чем-то своим страхом, уродством и рабской покорностью.

Она не могла понять, что ее ждет. Тень последующего события мягко повисла в воздухе. Внезапно сырой пронизывающий ветер разорвал ее и раскидал по углам, и она остро и внезапно почувствовала близость появления его.