Сергей Тютюнник - Кармен и Бенкендорф

Я сбрасываю свою камуфляжную куртку, стряхиваю воду с фуражки и выдыхаю:

- Проскочили, слава Богу! - снимаю- китель и остаюсь в рубашке с погонами. - Утром ты была в желтом свитере, а сейчас - в красном...

- Женщина, если захочет, может кожу сменить, а ты о каких-то там тряпках.

- Кожу может сменить только змея, - вношу существенную поправку.

- Ну, разница невелика, - говорит Анна с ухмылкой.

- Ты меня пугаешь. Я нуждаюсь в алкогольном допинге.

- Не суетись! У тебя чай есть? - Анна смотрит на меня, вытянув смуглую шею.

- У меня есть все: чай, кофе, водка и даже вино "Южная ночь".

- Какой ты запасливый...

- Подношения туземного населения и залетных журналистов. Ну что, с чая начнем?

- Лучше с кофе. Растворимый, надеюсь?

- А как же, - и я кидаюсь включать электрический чайник.

- Фена у тебя, конечно, нет. Надо бы волосы просушить, - и Анна запускает руку в свою черную волнистую гриву.

- Такие волосы - надо, - говорю я протяжно, сделав ударение на слове такие.

- Комплименты для жены оставь, - Анна режет меня взглядом.

- Ты хочешь, чтобы я рассказал о жене? - воспринимаю ее фразу как намек.

- Нет, я и так знаю. Жена покладистая блондинка, педагог или медик. Ребенок детсадовского возраста - конечно, одаренный. Квартиры нет. Денег не хватает. Быт заел. Обоим хочется чего-то другого, но никто не знает чего. Жизнь медленно движется к своей конечной цели, то есть к смерти.

- Что ты с этой смертью заладила сегодня? - я вытаскиваю из кармана сигареты.

- Чувствую.

- Что? Запах смерти, разлитый в воздухе, как вино?

- Это у меня был приступ изящной словесности. Но суть остается, - Анна закуривает. - Настроение сегодня какое-то "смертельное".

- Типун тебе на язык, - я достаю банку кофе и наливаю в стаканы кипяток. - Кстати, у тебя презервативы есть? А то я СПИДа боюсь. Не хочется умирать от любви.

- Есть. И боюсь я не меньше тебя. Группа риска, - и снова, запрокинув голову, пускает кольца дыма в потолок.

- Анна - это псевдоним, или твое настоящее имя?

- Настоящее. Кличка у меня - Кармен.

- Это что, из-за черно-красного прикида?

- Из-за этого тоже.

- Плюс яркая внешность - а еще что?..

- Ты задаешь слишком много вопросов, - холодный, пронизывающий взгляд Анны мне неприятен.

- Ничего удивительного. На то я и журналист, - поспешно отхлебываю кофе и обжигаюсь.

- Давай для разнообразия сделаем так: я буду задавать вопросы, а ты отвечать и, по возможности, искренне, - в глазах ее вспыхивает неожиданный интерес.

- Это любопытно. Но есть нюанс. Я арендовал тебя... - говорю, кусая губы, - ...на час. Время идет. Я ничего не успею.

- Ладно, успеешь, - вздыхает Анна и улыбается краем ярко накрашенного рта. - Я сделала недельную норму и никуда не тороплюсь.

- Ну, а я тем более не спешу. Завтра воскресенье, - я намеренно пропускаю фразу "сделала норму", чтобы не усиливать неприятное чувство.

- Итак, поехали, - Анна берет длинными пальцами стакан с кофе и отпечатывает на его ободке губную помаду. - Насчет твоей семьи - угадала?

- В общем, - киваю, - да. Но есть небольшое уточнение. Мы с женой разбежались. И еще... - я набираюсь мужества и выдаю постыдную правду: Я, видимо, никогда не любил свою жену.

- О-ля-ля! - Анна демонстративно цокает ухоженными ногтями по темной полировке стола. - Неожиданное заявление. Не думала, что ты настолько расчетлив и корыстолюбив... Наверняка, тесть - генерал?

- Нет. Никакой меркантильности в выборе не было, - я ныряю в свое мутное прошлое. - Тесть у меня обычный, каких сотни, без существенных для меня связей.

- Что же тогда подвигло тебя на женитьбу, если это, конечно, не банальная внеплановая беременность боевой подруги?

- Я когда-то сильно любил женщину. Она была замужем. Я любил долго, несколько лет. На эту любовь ушло столько сил и страстей, что, пожалуй ничего не осталось другим. Холостяковал, пока начальство не намекнуло: старый капитан, ни разу не женившийся, - это подозрительно: пахнет или голубизной, или импотенцией.

- И ты четко выполнил указание начальства, - Анна зло ухмыляется.

- Зачем же так, - я прихлебываю кофе и опять обжигаюсь. - Просто понял, что больше никого полюбить не смогу. А годы, действительно, идут...

- Что-то есть бабье в твоих стенаниях... - кривится Анна и тушит сигарету в пепельнице.

- Ну, баба - тоже человек, - пытаюсь я острить.

- И ничто человеческое тебе не чуждо, - обрезает Анна и снова берется за стакан.

- В общем, да. И вообще, почему я должен скрывать нормальные человеческие чувства? - Я начинаю злиться. - Я достаточно силен, чтобы не стесняться своих слабостей.