Дмитрий Яблонский - Таежный бурелом

Суханову с каждым днем становилось все хуже. Как-то ночью, услышав неотчетливый стук, к нему торопливо вошел Кузьмич. В прокуренной каморке чадила керосиновая лампа. Суханов беспомощно опустил голову на стол и тихо стонал. Левая рука рвала ворот сатиновой гимнастерки.

Кузьмич приподнял Суханова, подвел его к кровати. Пришел и заспанный Ленька.

Суханов, опираясь на кисти рук, медленно поднялся. Склонив голову, словно нес на плечах груз, сделал несколько шагов.

— Ничего, дедушка, мы еще повоюем. Нас, большевиков, не так-то легко сломить.

— Ладно уж, сердешный, ложись.

Утром следующего дня в сторожку пришел доктор. Он потребовал для больного полного покоя, хорошего питания, безотлучного наблюдения.

Работы у Леньки прибавилось. Беспокойный больной и часа не мог пролежать спокойно: то листовку надо доставить в подпольную типографию, то нужного человека привести, то раздобыть какую-то книгу. Знал Суханов, что близко исход болезни, и торопился, очень торопился.

И все-таки через две недели Суханов поднялся с постели…

Молодой рабочий с минного завода Егор Бояркин отправился как-то вместе с отцом на рыбную ловлю. Когда Бояркины вернулись и выбирали из шлюпки улов, к ним подошел японский мичман и стал что-то кричать по-японски. Отец и сын переглянулись, пожали плечами и снова принялись за свое дело. Мичман подбежал, схватил Егора за руку. Тот легонько отстранил его. Мичман выхватил пистолет и застрелил парня.

Новое злодеяние интервентов всколыхнуло город. Весть о убийстве безвинного человека мгновенно распространилась по городу.

Рабочие минного завода, где работал Егор Бояркин, забастовали, вышли на улицы. К ним присоединились рабочие механического завода и других предприятий. Похороны превратились в мощную демонстрацию.

Нет, не мог в такой день Суханов оставаться в стороне, не принять участия в демонстрации. Вместе с Ленькой он отправился в город.

С пением «Варшавянки», с красными знаменами шел по улицам рабочий и мастеровой Владивосток.

На углу Светланской улицы, перед зданием японского посольства, Суханов взобрался на газетный киоск. Шум в рядах затих, все смотрели на председателя Совета.

И, странное дело, его тихий, болезненный голос слышали все.

— Мы не допустим произвола… На каждый выпад врага мы будем отвечать тройным ударом… Нас не устрашить… Наша цель ясна, — говорил Суханов.

А когда в вечерних сумерках глухими улицами возвращались на лесную дачу, позади донесся цокот копыт. Впереди, прислонившись к забору, стоял длиннорукий, узкоплечий человек. Увидев Суханова и Леньку, он неторопливо перешел улицу.

— Проследили… окружают, — шепнул Ленька и, оглянувшись по сторонам, остановил взгляд на рыбачьих лодках.

Подошли к одному из домиков, договорились с рыбаком, только что вернувшимся с промысла. Тот, сообразив, в чем дело, согласился доставить их до лесной дачи.

Около сторожки старого Кузьмича Ленька выпрыгнул из лодки, огляделся, прислушался. Суханов поблагодарил рыбака, вышел на берег. Лодка скрылась в молочной мгле.

Шли молча, настороженно вглядываясь в темноту. Вдали чернел знакомый лес.

Вдруг где-то совсем близко кашлянул человек. Ленька схватил Суханова за руку.

— Уходите, дядя Костя, — шепнул он, — ползите в огород, под прясло. Я их придержу.

Но было уже поздно. Прогремел выстрел. Ленька вскрикнул, пуля попала ему в плечо.

— Один готов! — крикнул кто-то из-за кустов.

Суханов, лежа на земле, оперся на локоть, выстрелил в подбегавшего человека. Тот, закричав, упал.

— Уходи, дядя Костя! Уходи скорее.

— Молчи… Сейчас перевяжу.

Суханов оттащил Леньку в картофельную ботву, стал перевязывать.

Между тем кольцо вокруг них сжималось.

— Сдавайся, Суханов! Иначе пристрелим! — выкрикивал из кустов сиплый голос.

— Дядя Костя, уходи…

…Но уходить уже было некуда. Суханов и раненый Ленька отстреливались, пока были патроны.

Но вот кончились патроны. Полицейские набросились на них, заломили руки, стянули за спинами сыромятным ремнем.

Подъехали лошади, запряженные в крытый брезентом фургон. В него втолкнули Суханова. Потом туда же внесли Леньку и убитого Сухановым полицейского офицера.

Капитан Нооно, в сером костюме, с сигарой в зубах, подошел к пульмановскому вагону. Однако дежурившие на перроне японский унтер-офицер и американский капрал сделали ему знак задержаться, потребовали документы. Просмотрев их, велели полицейскому отвести задержанного в комнату контрразведки. Здесь дежурил капитан американской армии. Он коротал время, сидя в кресле с книгой Дарлингтона «Как прожить долгую жизнь и быть при этом счастливым». Рецептов счастия было такое множество, что капитан растерялся. Он глотал страницу за страницей. Его внимание привлекла фраза: