В полдень поезд подошел к неприметной станции. За ней простиралась территория РСФСР.
Капитан Нооно продумал каждую деталь перехода линии фронта. Он еще раз внимательно осмотрел партийный билет, запрятал его под подошву ботинка. Солдатский цирюльник выбрил ему голову и искусно наставил синяков. Казалось, что этого человека долго и сильно избивали.
— Ну пошли! — Нооно толкнул в спину нерешительно переминавшегося с ноги на ногу Глотова и произнес заклинание: — Наму Амида Бутсу!
Унтер-офицер с солдатами окружили их и повели по железнодорожному полотну.
— Опять на расстрел повели! — слышались позади тревожные голоса, от которых у Глотова пугливо сжималось сердце.
Нооно внутренне спокоен. Он полагался на свое сильное, тренированное тело. Изобразив на лице страдание, опустив голову на грудь, брел между поблескивающих штыков.
Часовой, стоявший на охране советского участка дороги, поднял тревогу. Из барака, разобрав из пирамиды винтовки, выскочил караульный взвод.
Спустившись с полотна, японский конвой повел арестованных к опушке леса.
Красногвардейцы следили за мрачной процессией.
Когда подходили к опушке, Нооно наотмашь ударил конвойного и побежал. За ним устремился Глотов.
Раздались частые выстрелы. Над головами бегущих свистели пули. Глотов опередил Нооно. Позабыв про инструкции, он бежал, охваченный неподдельным ужасом.
— Сюда, товарищи! Сюда! — кричали красногвардейцы.
Пулеметчик нырнул за щит, дал очередь. Японцы залегли в кустах, стали отстреливаться. Разгорелась перестрелка.
Красногвардейцы подбодряли бегущих:
— Скорей!
Японский унтер-офицер старательно прицелился и плавно спустил курок. Глотов почувствовал толчок в правую ногу и упал.
Нооно взвалил на плечи раненого и через несколько минут очутился за кордоном.
Подобрав убитого, японские солдаты отступили.
Около перебежчиков захлопотали красногвардейцы, один подавал им чистый бинт, другой — стакан молока, третий крутил цигарку.
— Куда моя попала? — приоткрыв веки, простонал Нооно, оглядывая красногвардейцев.
— Дома ты, у своих. На покури, водицы испей, — суетился вихрастый пулеметчик.
Нооно, поймав за руку красногвардейца, крепко сжал его пальцы.
Глотову забинтовали ногу. Рана оказалась пустяковая, но она-то решила успех плана Нооно: ему и Глотову поверили.
Нооно сбросил рубаху. Фиолетовые синяки, кровоподтеки, багровые полосы от ударов красовались на спине. Рубаха была грязной, в пятнах крови. На ней копошилось множество насекомых.
— За что били-то? — спросил один из красногвардейцев.
— Человек от смерти ушел, а он с вопросами! Шел бы лучше на кухню, щей ребятам разогрел, чайку скипятил, — остановил его товарищ и тут же сам добавил, обращаясь к Нооно: — Ты хороший товарищ! Жизнью рисковал, а раненого из-под пуль вынес.
— Моя русски товариса любит, — отозвался Нооно. — Его мало-мало маленький учи, хоросая люди, кынига читай, писимо пиши.
— Значит, учитель он, так, что ли?
— Учи, учи, шибако хиросо, — Нооно тронул руку Глотова. — Моя паровоза ходи, огонь шуруй, уголь быросай, она учи русски.
Нооно зачесался. Красногвардейцы сочувственно переглянулись.
— Терпи, друг, сейчас баньку сготовим.
— Березовым веником эту вредную насекомую выпаришь.
— Ты, браток, не стесняйся, штаны снимай — и в печку.
После бани, в чистом белье, Нооно и Глотов потягивали горячий чай.
Потом на столе появились щи, крынка молока, тарелка с горкой румяных лепешек. Красногвардейцы жили на скудном пайке: полфунта ржаного хлеба и постные, из крапивы или щавеля щи. Времена голодные. Но людей, спасшихся от смерти, сидевших в японской тюрьме, следовало подкормить, и они раздобыли продукты.
— Изголодались, бедняги!
— Посидишь на японских харчах, не то запоешь, — посмеивались красногвардейцы.
После обеда Нооно ушел к командиру заставы, точно ответил на все вопросы. Составили протокол о перебежчиках с подробным изложением попытки их расстрела японцами.
Через несколько дней красногвардейцы усадили их в поезд, отходящий на Хабаровск.
…Пасмурным утром Нооно и Глотов прибыли в Хабаровск. Здесь они расстались. Глотов пошел в штаб комплектующейся кавдивизии.
Нооно неторопливо шел по улице. Около парикмахерской задержался.
Из парикмахерской вышел широкоскулый мальчик с бумажным змеем. Змей, подхваченный ветром, взмыл в воздух и застыл в вышине. На нем был нарисован двуглавый дракон, пронзенный мечом.
Читать дальше