В. Яблонский: Новый передел

Несмотря на то что курортный сезон на Черноморском побережье Кавказа едва начинался, жизнь в Анапе уже кипела вовсю. На набережной открылись бесчисленные кафе, забегаловки и магазинчики. Отдыхающие, приехавшие в этот благодатный уголок практически со всей России, занимали номера в частных гостиницах или спешно селились на съемных квартирах, по личному опыту зная, что скоро подыскать достойное жилье будет непросто.

На летней площадке небольшого, но уютного ресторанчика, расположенного практически у самого берега моря, за богато сервированным столом сидели трое с виду ничем не примечательных людей. Кроме разнообразной снеди перед ними стояли высокие бокалы с пивом. Обслуживавший их официант наливал от души, не скупясь.

Один из мужчин, кряжистый, немного располневший брюнет, зацепил горсть соленых орешков из стоявшей посреди стола вазочки и отправил их в рот. Кожа на его руках, казалось, подвергалась когда-то операции по удалению татуировок.

Запив арахис минеральной водой, он спросил у сидевшего напротив парня лет двадцати пяти:

— Ну что там, Родя? Не видать наших московских гостей?

Тот лишь покачал головой в ответ. Его взгляд был прикован к проезжей части, в то время как его товарищи сидели повернувшись к морю.

Брюнет с легким раздражением заметил:

— Всего пять минут осталось. По идее, уже должны нарисоваться…

Тут вмешался третий. Высокий жилистый мужик с грубым крестьянским лицом благодушно возразил:

— Может, самолет задержался. Сейчас же менты конкретно всех шмонают. Да мало ли какая бодяга могла случиться в дороге?

— Все равно, — недовольно возразил брюнет, — мое время дорого.

Судя по всему, он был среди этой компании главным. Ни одеждой, ни манерой поведения брюнет ничем не отличался от остальных, но все же чувствовалось, что все его реплики выслушиваются с особым вниманием и обсуждению не подлежат. Возраст этого человека определить было трудно: с одинаковым успехом ему можно было дать и тридцать пять, и сорок пять лет, а если приглядеться повнимательнее, то и на несколько годков поболее.

Самый молодой — тот самый, что наблюдал за дорогой, — был коротко стрижен. Все движения были выверенными и точными. Чувствовалось, что при необходимости он сможет действовать чрезвычайно быстро и решительно. На нем был типичный для курортного сезона наряд: широкая разноцветная рубашка, выпущенная поверх белых хлопчатобумажных шорт, и сетчатые туфли-тенниски на босу ногу. На соседнем свободном стуле лежала кепка с длинным козырьком из желтой полупрозрачной пластмассы.

— Как там насчет «калашей»? — отпив очередной глоток минералки, поинтересовался брюнет.

Высокий развел руками и ответил:

— Все нормально. Завтра прибудут.

Брюнет, казалось, не разделял его оптимизма. Он поморщился и строго сказал:

— Ты давай, Сема, не расслабляйся. А то, я гляжу, тебя совсем растащило. Дело-то серьезное…

Сема откровенно разглядывал двух уже бронзовых от загара девушек за соседним столиком.

— Ты слушаешь меня? — проследив за взглядом Семена, повысил голос брюнет.

— А? Да, конечно! Все схвачено! Менты уже свое получили, ночью забираем товар.

— Присутствуй лично, — проворчал собеседник, скорее для порядка. Он прекрасно знал, что, несмотря на свой простецкий облик, Семен на самом деле был хитрым, дальновидным дельцом с железной, поистине бульдожьей хваткой.

— Есть! — внезапно воскликнул молодой человек, продолжавший следить за дорогой.

— Что, показались? — Брюнет взглянул на часы: — На четыре минуты опоздали. Мосол с ними?

— Да. На такси приехали. Четверо. С Мослом. Нас заметили. Сюда идут.

— Пусть, — небрежно отозвался брюнет, преодолевая желание обернуться. Готовясь к предстоявшим рукопожатиям, взял со стола салфетку и стал тщательно вытирать руки.

Четверо приближались не торопясь. Пережидая поток машин, остановились на противоположной стороне дороги.

— Помахать? — спросил парень у брюнета. — Они сюда смотрят…

— Ну махни, Родион, — нехотя согласился тот, но тут же передумал: — Хотя нет, не стоит! Если заметили, то зачем хмельтешить? Что они так долго?

— Дорогу переходят. Через минуту будут. Четверо, вроде больше никого.

Среди подходивших людей выделялся шедший впереди сухопарый пожилой мужчина с худым властным лицом. На нем был светлый летний пиджак, под которым виднелась расстегнутая почти до половины светло-коричневая шелковая рубашка. На поросшей седыми волосами впалой груди болталась массивная золотая цепь. Трое его спутников, одетые в строгие темные костюмы, искоса поглядывали по сторонам.