Станислав Рем - Двадцатое июля

Шеф гестапо не мог знать, что Гиммлеру уже известно о времени покушения. Час назад Шелленберг сообщил главе РСХА последнюю информацию, полученную, в свою очередь, за три часа до этого от Штольца.

— Гюнтер! — снова крикнул Мюллер и стукнул кулаком по столу, — вы передали мою просьбу?

— Так точно, господин группенфюрер, — резво возник в дверном проеме помощник. — Разрешите доложить. Только что поступило сообщение: тяжело ранен фельдмаршал Роммель.

— И что? — («Нет, Гюнтер иногда бывает невыносим».) — Мне поехать во Францию и сделать ему примочки на голову? Я спрашиваю: вы передали мою просьбу?

— Да, господин группенфюрер.

— Свободны. И прикройте, в конце концов, эту чертову дверь!

Очень хотелось есть. Мюллер давно отвык от нормальной домашней пищи. Женился он в 1924 году на Софи Дишнер, дочери книгоиздателя. Из-за ее папаши, ярого оппозиционера Гитлера, в 1933-м у него были проблемы. Софи родила ему сына и дочь, но потом в семье начались раздоры. Если бы не католическая вера, давно развелся бы. К тому же другие женщины, особенно с годами, возбуждали его несравнимо больше, нежели жена. Особенно Мюллеру нравилась бывшая секретарша Барбара Хельмут. Тугая бабёнка. Если б не война, за стеной сейчас сидела бы она, а не тугодум Гюнтер.

— Хайль Гитлер!

Мюллер вскинул голову.

— А, это ты, Губер. Присядь, сейчас подойдут остальные. Тогда и начнем разговор.

— Ты плохо выглядишь, Генрих.

Старые сослуживцы Мюллера, переведенные им в Берлин из мюнхенской полиции, без свидетелей всегда называли его по имени. Так желал сам группенфюрер. Старая гвардия должна верить в «своего парня» безгранично и в случае чего разбиться в доску, но выполнить даже невозможное.

— Мог бы и промолчать. Я каждое утро вижу себя в зеркале.

— Проклятая работа. — Губер похлопал себя по карманам; — Нет времени не то чтобы отдохнуть, но даже выкурить сигарету.

— Ты же бросил курить.

— Мог бы и промолчать.

Дверь приоткрылась, и в кабинет протиснулся Гейслер.

Мюллер усмехнулся. С каждым из тех, кто сейчас заполнит его кабинет, он проработал не один год. Знал их всех как облупленных. В первую очередь как профессионалов, способных добыть информацию даже из-под земли. Но знал и о том, сколько каждому из них потребуется на это времени. А самое главное, знал, что при любых обстоятельствах все они будут держать язык за зубами.

Наконец явился последний из приглашенных.

— Кто из вас лично знаком с полковником Штауффенбергом? — Мюллер сходу приступил к делу, вперив в присутствующих пристальный взгляд.

— Я, — откликнулся Пиффрадер. — Точнее, знаком не столько с ним, сколько с его братом.

— Отлично. Гейслер, подбери две группы для внешнего наблюдения. Объект — Штауффенберг. Докладывать мне обо всех передвижениях полковника. Регулярно и в любое время суток. Пиффрадер, ты с третьей группой организуешь наблюдение за Троттом и Хофаккером. Надеюсь, мне не надо напоминать, кто эти люди?

— Я все понял, Генрих.

— И не вздумай попасть на глаза Бертольду, брату полковника. Мейзингер, а твоя задача — организовать постоянное наблюдение за Бендлерштрассе, 36.

— За штабом резервной армии генерала Фромма?

— Тебя что-то удивляет в моем приказе? — Мюллер недобро прищурился. — С каких это пор у тебя появилась нездоровая привычка задавать лишние вопросы?

— Просто…

— Засунь свое «просто» глубоко в карман и не доставай долгодолго.

— Я-то готов молчать. А вот они не будут.

— Кто — «они»?

— Резервисты. Если заметят «наружку».

— А ты сделай так, чтоб не заметили. — Мюллер поморщился: во время подобных срывов тупая боль мгновенно сжимала желудок, доводя порой до слез. — Губер, проверь нашу охрану на телеграфе, радиостанциях, вокзалах. Если заметишь хоть что-то подозрительное, немедленно сообщи. Всё. Приступайте к работе. — Как только все поднялись, Мюллер добавил: — И главное. Никто не должен даже догадаться о ваших действиях. Причем особый упор я делаю на слове «никто».

Хозяйка квартиры провела к комнате Гизевиуса гостей: полицай-президента Гельдорфа и начальника V управления (криминальная полиция) РСХА Артура Небе. Оба входили в состав антигитлеровской оппозиции.

— Что-то случилось? — спросил их «Валет», плотно прикрыв дверь. — Мы же договорились: никаких встреч до завтрашнего дня.

— Извините, Ганс, но дело требует вашего внимания. — Гельдорф присел на стул, а Небе, немолодой, но довольно привлекательный мужчина, остался стоять рядом с хозяином. — Рассказывайте, Артур.