Гюнтер Хофе - Мерси, камарад!

«Какая выдержка у этого человека! — подумал про капитана обер-лейтенант. — Узнал о смерти родного брата, и хоть бы что! Или у него железные нервы, или он просто не способен чувствовать».

Грапентин никогда не думал, что с переводом в штаб артиллерийского полка он, по сути дела, окажется во фронтовой обстановке.

Сорок восемь часов назад был получен приказ по вермахту, в котором говорилось, что на рассвете после очередного воздушного налета противник предпринял высадку десанта во многих местах на острове Эльба.

14 июня английские войска, находившиеся возле города Кан, перешли в наступление, увенчавшееся успехом, после чего противнику удалось прочно закрепиться на местности. Именно на этом участке и должна была действовать дивизия Круземарка.

19 июня стало известно, что несколько часов назад американские войска, высадившиеся на полуострове Котантен, благополучно вышли на Атлантическое побережье. Таким образом, порт Шербур оказался отрезанным от всей Франции. Теперь боевые действия на полуострове развивались в северном и южном направлениях. Вот уже третий день квартирьерский отряд находился в пути. Тем временем подполковник фон Венглин наведался в штаб армии, чтобы узнать конкретную задачу. Прибывший ночью головной эшелон после обеда был поставлен под разгрузку.

Грапентин подумал, что ему теперь придется поехать прямо на передовую. Ползать там под бомбами. Командовать огнем артиллерии. Искать пути выполнения боевого приказа, импровизировать. Смотреть на кровь и на трупы. Все это казалось ему лишним и ненужным, поскольку касалось его собственной персоны. Запах духов, вывезенных из Парижа — одного из красивейших городов мира, нравился ему больше, чем запах солдатского пота и пороховых газов. Он обожал жизнь в шикарных отелях, а от одного воспоминания о поездке в Париж в конце мая его бросало в жар.

Начальник штаба полка размышлял над тем, сколько транспорта ему необходимо: платформы под орудия и машины, крытые вагоны для рядового состава и приборов, несколько купе для офицеров…

Вот уже несколько недель его беспокоила одна мысль. В день начала вторжения он зашел слишком далеко, начав разговор с Мойзелем о необходимости скорейшего окончания войны на Западе путем заключения сепаратного мира с Лондоном и Вашингтоном, чтобы бросить все силы на Восточный фронт для борьбы против большевиков. Поскольку Гитлер не одобрял идеи таких переговоров, его нужно было убрать — до такой мысли мог додуматься и холодно-расчетливый Мойзель, поскольку он был знаком с программой (не знать ее он не мог) тайной группы единомышленников.

Грапентин сжал губы. Быть может, Мойзель будет молчать об их разговоре. Он вспомнил, что во время встречи с Дернбергом его на какое-то мгновение охватило точно такое же чувство доверия. Он чувствовал к Дернбергу симпатию с первого дня их знакомства. В январе сорок четвертого года капитана Дернберга, сотрудника абвера, перевели на работу в Париж. У него были связи с нацистской партией и начальником военного округа в Гамбурге. Эти связи помогли ему довольно быстро получить майорское звание.

Дернберг, подобно коварному Люциферу, прекрасно выглядел в любом положении, в любой жизненной ситуации. Но, распоясавшись, он бывал и жесток. Особенно бесчинствовал он на допросах коммунистов и женщин. Грапентин вдруг вспомнил танцовщицу Дениз, за которой был не прочь поволочиться, но все же уступил ее Дернбергу. Почему? Из чувства дружбы? Или из желания угодить ему? Он и сам этого не знал. Дернберг спал с ней и в то же время был равнодушен к ней. В Париже таких красоток полно на каждом углу. Однако вскоре имя Дениз всплыло в связи с деятельностью коммунистического подполья. Дернберг начал постепенно собирать материал против Дениз, чтобы однажды связать ее по рукам и ногам.

И в этом Курте Дернберге Грапентин, делая кое-какие намеки, надеялся найти единомышленника с холодным умом, который в какой-то степени сможет усилить тайное сообщество. При этом разговоре подполковник Мойзель характеризовался как потенциальный покровитель идеи, выраженной так: «Ефрейтор первой мировой войны Адольф Гитлер больше не способен решать судьбу государства. Необходимо немедленно прекратить военные действия на Западе, сосредоточив все силы против красных».

Откровенность Грапентина привела к неожиданному результату: Дернберг слегка улыбнулся и сделал вид, будто никогда ничего подобного не слышал. И на следующий день и до последнего момента их сотрудничества ничего плохого для Грапентина не случилось. Дернберг же день ото дня становился все более фанатичным и жестоким. Грапентин был уверен в том, что тот пользуется большим авторитетом у своего начальства в имперском управлении безопасности. А что, если и его собственное «я» уже играет какую-то роль?