Гюнтер Хофе - Мерси, камарад!

Гитлеровцы сосредоточили весь свой огонь на сарае, но пулемет там уже молчал.

Неожиданно послышался рев моторов и лязг гусениц. Перед домом остановились три американских танка, но через несколько секунд они двинулись на север. Стало тихо-тихо.

Занималось утро 18 августа.

— Ты меня не узнаешь? — Морис наклонился над Леоном.

Спустя несколько минут Леон, не открывая глаз, тихо сказал:

— Я не уверен, Морис, что опасность для нас была непосредственной…

— Как все это случилось, Леон?

Тяжело раненный, умирающий Леон рассказал о событиях прошедшего дня, закончив свою не совсем связную речь словами:

— Американцы уехали, даже не оказав помощи раненым…

— А где Дениз? Мы ее не нашли в доме…

Леон прерывисто дышал.

— Она там… в сарае… — На лице Леона застыло выражение, как будто он так и остался в сомнении относительно того, правильно поступил или нет.

Морис закрыл старику глаза.

Дениз они нашли в сарае у пулемета. У нее было два пулевых ранения в спину. Она потеряла много крови и была без сознания.

Вольф Баумерт сидел молча. «Неужели я до сих пор ее люблю? — невесело думал он. — Трудно ответить на этот вопрос. Да и можно ли среди моря крови и трупов чувствовать любовь и счастье? Ведь счастье одного человека зависит от счастья остальных. Эта девушка — настоящая патриотка. А патриотизм — это исторически осознанная любовь к родине или что-то в этом роде. Так мы, по крайней мере, когда-то учили. Несколько недель назад я мыслил узко, ограниченно. Я думал, что она, французская патриотка, да и вообще французы, против которых мы воюем, совершенно другие люди и что каждый из нас имеет право на свой собственный патриотизм, так сказать, патриотизм для себя. Сегодня мне уже ясно, что это далеко не так. Жозефин и Леон погибли не только за Францию, но и за Германию тоже. Дениз пролила свою кровь и за нас, немцев, и за меня в частности.

Жозефин лежала на широкой крестьянской кровати. Завиток ее прекрасных черных волос прилип к виску. Маленькая круглая точка от пули была едва заметна. Поль сидел у изголовья жены и неподвижным взглядом смотрел на ее красивое лицо, изуродовать которое не смогла даже смерть. Он все еще никак не мог поверить, что произошло непоправимое. Его жизнь с Жозефин была счастливой и безмятежной, а их любовь к родине настолько велика, что оба без колебания включились в борьбу с оккупантами. Теперь он никак не мог представить себе жизни без Жозефин, без ее улыбки, без ее ласки и совета. На лице Поля застыло выражение скорби и растерянности.

Долго-долго не отводил он взгляда от неподвижной Жозефин, которая так неожиданно ушла от него, и ушла навсегда. Подавленный горем, он все же понимал, что жертва, которую он принес, будет не напрасной, если он и его группа доведут борьбу до победного конца и отомстят врагам за Жозефин и за смерть многих других французских патриотов.

Поль обернулся. Баумерт встал.

— Я потрясен, камарад, — начал Вольф. — Гитлеровцы убили вашу жену, и я чувствую…

Густые темные брови Поля почти сошлись на переносице, на сложенных руках набухли вены. Покачав головой, он заговорил, с трудом подыскивая слова:

— Если бы все немцы были такими, как ты, то Жозефин была бы жива, со мной. С нами… — И он провел рукой по глазам. Наступила долгая пауза. — Немцы и французы, они только кажутся разными, совсем противоположными людьми. Немецким и французским рабочим вовсе нет никакой нужды стрелять друг в друга. В самой германской армии между офицерами, которые служат в генеральном штабе, и солдатами, которые с ружьем лежат в окопах, гораздо большая разница и большие противоречия. — Поль протянул Вольфу руку; — Ты с самого первого момента был честным. Спасибо тебе. Помоги мне перенести самое трудное… — Поль обернулся и посмотрел на лицо мертвой Жозефин. По его лицу текли слезы, и он не стеснялся их.

Баумерт вышел во двор.

Когда солнце село, Жозефин Ледук и Леона Левалуа похоронили на полуразрушенном кладбище Ле-Бур-Сен-Леонара.

Дениз все еще не приходила в сознание. Поль, Морис и Вольф осторожно перенесли ее в городской госпиталь. Врач, осмотрев Дениз, ничего не обещал.

После этого трое мужчин исчезли в темноте. Перед ними была безымянная высота с отметкой 192.

Перед крестьянским домом, в котором разместился штаб дивизиона Альтдерфера, раздалось несколько сильных взрывов, взметнувших к небу фонтаны земли. Такие дома, огороженные заборами из зеленого камня, не редкость в Нормандии. Воздух все еще был горяч и душен, хотя день и пошел уже на убыль. Со всех сторон доносились артиллерийские раскаты: англичане и канадцы старались во что бы то ни стало воспрепятствовать отходу противника, обстреливая окруженное пространство всей артиллерией.