Гюнтер Хофе - Мерси, камарад!

Дернберг вынул из кобуры пистолет:

— Ты пойдешь со мной!

— Ошибаешься. — Грапентин усмехнулся.

— Тогда я тебя собственноручно прикончу на месте!

— Не затрудняй себя!

Не вынимая рук из карманов, капитан Грапентин шел, не оглядываясь, с каждым шагом приближаясь к позициям канадцев.

Штурмбанфюрер медлил, понимая, что труп капитана ему ни к чему, разве что утолит его злобу. Когда Грапентин отошел от него шагов на пятнадцать, Дернберг прицелился и выстрелил.

Однако капитан как ни в чем не бывало медленно шел дальше, словно демонстрируя, что привык и не к такой стрельбе.

Из полуразрушенного окопа показались две головы: ефрейтора и обер-лейтенанта, которых потревожил выстрел.

— Халло! Стреляйте в него, это перебежчик! Это изменник! — заорал Дернберг.

Оба посмотрели на человека без головного убора, идущего во весь рост по ничейной земле, потом на эсэсовского офицера и не спеша подошли ближе.

Штурмбанфюрер подбежал к ним и закричал:

— Стреляйте же наконец!

Ефрейтор снял с плеча карабин.

— А почему, собственно, нужно в него стрелять? — спросил обер-лейтенант. — Почему вы просто не позовете его назад?

— Грапентин! Вернись! — крикнул Дернберг. — Вернись, тебе говорят!

Грапентин остановился и обернулся. До него было не более двадцати шагов.

Тогда эсэсовец вырвал из рук ефрейтора Мюнхофа карабин и, вскинув его к плечу, выстрелил.

Капитан вздрогнул, словно его слегка ударили в грудь.

Штурмбанфюрер отвел затвор и, выбросив стреляную гильзу из ствола, послал в него новый патрон.

В этот момент обер-лейтенант Генгенбах толкнул эсэсовца под руку: выстрел пришелся в воздух. Мюнхоф выхватил у Дернберга карабин и быстро побежал к своей ячейке.

Грапентин, собрав последние силы, сделал несколько шагов. Вот он упал на колени, пополз на четвереньках и свалился на землю…

Англичане, видимо испугавшись возможной атаки на их позиции, внезапно открыли огонь. Узкая полоска ничейной земли вмиг превратилась в сущий ад.

— Обер-лейтенант Генгенбах, вы хотели помочь дезертиру перебежать на сторону противника и помешали мне выполнить свой служебный долг! — Выкрикнув эти слова, Дернберг бросился в укрытие, оставив Генгенбаха в недоумении относительно того, откуда этот незнакомый эсэсовский офицер знает его фамилию.

А на ничейной земле мучился капитан Хассо фон Грапентин. Пуля, задев позвоночник, вызвала паралич нижней части тела. Однако никто не мог подойти к капитану и подобрать его: мешал ураганный огонь противника.

Генгенбах отчетливо видел капитана в свой бинокль. Несколько раз он брал в руки карабин ефрейтора Мюнхофа, прицеливался в корчившегося от боли капитана, но снова клал карабин на бруствер окопа, хотя ему достаточно было только пошевелить пальцем, чтобы прекратить страдания несчастного.

«Что подумает обо мне этот молодой солдат? — мелькнула у него мысль. — Он и так едва жив от страха!»

Когда совсем стемнело, Генгенбах но-пластунски подполз к начальнику штаба полка, хотя огонь противника еще не прекратился.

Капитан смотрел на него своими большими светло-голубыми глазами. Он был мертв.

В убежище Альтдерфера, когда Дернберг вошел туда, находился лейтенант Тиль, пришедший получить новый приказ.

— Прошу прощения, капитан, мне необходимо поговорить с вами с глазу на глаз… — Штурмбанфюрер бросил беглый взгляд на Тиля и кивнул в его сторону так, будто не знал его и, уж конечно, никогда не пил с ним шампанское в Париже.

— Можете говорить спокойно, штурмбанфюрер, — сказал Альтдерфер, чувствуя, что от этой беседы с глазу на глаз ничего хорошего быть не может.

Дернберг пожал плечами:

— Немедленно сообщите подполковнику Мойзелю, что его начальник штаба убит при попытке перебежать на сторону противника. Он принимал участие в подготовке покушения на фюрера.

«Такое возможно, — подумал Альтдерфер. — Но, быть может, не так уж плохо, если Грапентин убран с моего пути». И спросил:

— А где он сейчас… находится?

— На ничейной земле, перед огневой позицией шестой батареи.

— Об этом кто-нибудь знает?

— Да, ваш обер-лейтенант Генгенбах. К слову, он пытался оказать помощь изменнику.

Альтдерфер сразу же сообразил, что будет уместно сейчас что-нибудь приписать Генгенбаху, поэтому сказал:

— За ним такое замечается уже не первый раз. На Восточном фронте у него из батареи к русским перебежал один артиллерист, который, как позже выяснилось, оказался коммунистом.