— Видите ли, чтобы вы знали… я — вам враг!
Доктор мысленно проклинал себя, в ярости хотел повернуться и уйти и вдруг вспомнил, что уйти ему не дадут. От мысли, что он мог об этом забыть, ему стало ещё хуже.
— Хорошие вы люди — какие с фасоном! — нежно смотрел Пудовочкин. — Обмана не выносите. Без благородства никак не живёте. — Он сидел на полу сбоку от окошка. — Прибыли, стало быть, старичков спасать? Каким манером?
Доктор стоял перед ним: руки на груди, взгляд устремлён поверх головы гиганта. «Какое безрассудство — прийти сюда! — билась мысль. — А всё характер: вспыхнул как спичка и прямиком в клетку.»
— Я пришёл, — выговорил с усилием, — как врач… оказать помощь тому, кто в ней нуждается.
— Правильно! — одобрил Пудовочкин. — Очень верю. На то и фасон у вас, чтоб только так и делать. А я, Александр Романыч, ранен.
— Ранены? — доктор встрепенулся, подхватил с пола чемоданчик. — Надо осмотреть, и перевязку…
— С этим покамесь не удастся — на ваших хулиганов каждый миг нужен глаз да пулька. Вы б сделали мне укольчик от боли. Морфий у вас при себе? Иголочка чистая? Вот и ладно.
«Наконец–то! — мысленно вскричал Зверянский. — Всобачу ему лошадиную дозу!» Сейчас казалось, что он этого и ждал. Вовсе не безрассудство, что, вопреки воле друзей, он пришёл сюда. Его вело чутьё.
— Потребуем телегу с парой лошадок, — свойски делился Пудовочкин. — С вами да со старичками сяду. Докатим до Четвёртого разъезда, а там на проходящий на Пензу вскочу. Ворочусь через пару неделек с другим отрядом: пожалте, господа виновники, к ответу! Фасон уважаете? Ну–ка, подержите фасон перед косоглазой!
— Заладили: фасон да фасон… — доктор готовил шприц. — Что вы этим хотите сказать?
Пудовочкин глянул в одно окошко, в другое.
— Какие живут для интересности своей персоны: вот–де до чего благородно я делаю! каков я во всём наилучший! — эти и есть ваш брат, с фасоном. А мы — на полном отличии. Мы — люди с полезным понятием. В чём понимаем пользу, то и делаем, а там хоть чего про нас говори…
— Получается, — заметил доктор, — что наш брат глупее вас?
— Зачем же глупее… — добродушно возразил Пудовочкин. — Возьмите коня благородных кровей. Красота! И цена ему? Многие людишки и сотой доли не стоят. А всё ж таки он — лошадь. Он мне душу радует, но захочу — я его продам. И загоню вусмерть, коли мне надо.
— Так–так, получается, мы — кони. — Зверянский держал шприц иглой вверх. — Ну-с, обнажите–ка руку!
Пудовочкин посмотрел на шприц, улыбнулся:
— Хе, от эдакой порции я закимарю, а меня хлопоты ждут. Извольте половину отбрызнуть.
«Кончено! — доктор ощутил, как заледенели руки. — Не усыпить! Всё выйдет так, как хочет эта бестия…»
Кричи друзьям, чтобы зажгли домишко! Кричи — ты хочешь сгореть вместе с убийцей!
Они на такое не пойдут. И потом, ты — это ты, но призывать, чтобы заодно сожгли и стариков…
Дело погублено. О, ужас! Подадут подводу, мерзавец спасётся…
Нет — будет спасён тобой! Объясняй потом как угодно, почему ты пришёл сюда. Объясняй это и тогда, когда негодяй вернётся с новым отрядом, станет
мстить…
Перед сидящим на полу гигантом стоял крепко сбитый человек со шприцем в руке и мучительно желал смерти.
— Доза э-э… небольшая… — голос осип, прерывался.
— А спорить бы не надо, лицо терять, — устало укорил Пудовочкин. — Уж признайтесь, Александр Романыч, усыпить вздумали? А как же, это фасон
вполне дозволяет: бескровно обезвредить вооружённого врага, хе–хе–хе… Али не благородно? А что человека, разбудив, на мелкие куски живьём рвать станут — тут вы вроде и ни при чём. Такая уж вы публика — благор–родная! Да только ваши хитрости перед нами — завсегда наружу. Как ни фасоньте, а мы для вас — ездоки.
— Ездоки? — полное лицо Зверянского передёрнула судорога. — Ездоки?! — бешено рявкнул, мотнул головой.
Пудовочкин невольно повторил его движение: резко повернул голову к окну в мысли, что доктор там что–то увидел. Тот с размаху всадил шприц в его кадык. Упал всей тяжестью на левую руку раненого, державшую «манлихер», вцепился в неё. Пистолет, прижатый грудью доктора к полу, выстрелил. Пуля прошла по касательной к груди: загорелась шерсть на овчинном жилете.
Богатырь запрокинул голову, судорожно взмахнул правой рукой: она обрушилась на спину Зверянского. Второй удар пришёлся по затылку. Ярулкин изо всей мочи вскричал: — Спасайте! — вскочил с лавки, схватил ручищу гиганта. Поваленный на пол, тот подкидывался громадным телом, всаженный в горло шприц двигался вверх–вниз. Баба высунулась в окошко, крича:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу