Елена Подкатик - Точка

– Мирра Львовна, простите за нескромный вопрос. Скажите, как эта картина оказалась у вас? И вообще, откуда вы так хорошо знаете её историю?

– «Радость Марии» переходит в нашей семье по наследству. По женской линии. Как она появилась у нас, я не знаю. Насколько помню, в 1871 году моей бабушке Алисе в день венчания картину передала её бабушка Элоиза. А в Минск моей маме Розе картину прислала её мама – Алиса. Это был подарок в честь моего рождения. История любви моих родителей началась накануне Первой мировой войны. Лихое время. Да и какое время можно назвать спокойным? Генрих Шнайдер, мой дед, с дочерью Розой в 1913 году приехал в Россию по делам фабрики. Роза к тому времени получала образование в одном из университетов Берлина, изучала славянские языки и русскую культуру. Она очень любила живопись. Особенно увлекалась полотнами художников-портретистов. А ещё она неплохо фотографировала. Генрих взял дочь с собой. Кто знает, может, она сама напросилась в поездку, а может, отец решил привлечь её к делам фабрики? Жили они в Москве около месяца. На обратном пути остановились в Минске. На Губернаторской, в доме Поляка, размещалась тогда гостиница «Европа». Мама рассказывала, что там после реконструкции в каждом номере уже был телефон, умывальник, работало электроосвещение, центральное водяное отопление. Это была одна из лучших гостиниц. А дед к тому же любил хорошо покушать, поэтому в поездках выбирал гостиницы с хорошим рестораном. В «Европе» был первоклассный ресторан Саулевича, где подавали блюда и русской, и французской кухонь. Тогда ещё можно было свободно приезжать иностранцам в страну, – Мирра Львовна накинула тёмно-синий палантин на узкие плечи. – Зябко. Октябрь нынче выдался холодным. А может быть, уходит из меня тепло, – осторожно, словно боясь нарушить покой деревянных резных львов, она присела на краешек кресла. – О чём это я?

– Вы рассказывали о том, как ваша мама приехала в Минск.

– Да. Они приехали, и буквально на следующий день случайно или, что более вероятно, неслучайно (всё в нашей жизни неслучайно), в гостинице Роза познакомилась со Львом Андреевым – моим папой. В то утро для одного из постояльцев он принёс изготовленную на заказ обувь. После удачной сделки спускался по лестнице к выходу, а мама поднималась в номер. И прямо перед ним она подвернула ногу. Сломался каблук. Папе ничего не оставалось делать, как помочь ей добраться до номера и вызваться отремонтировать туфли. Так они и познакомились. На следующий день папа вернул маме обувь, набрался смелости и пригласил её в парк на прогулку. И такая между ними пробежала искра, что Роза после десятидневного знакомства решила остаться в Минске наперекор воле своего отца. Вернее сказать, она на ходу выскочила из вагона отходящего поезда, оставив в купе записку. Вот так мои родители познакомились, а впоследствии поженились и стали жить вместе. Сколько им суждено было пережить насмешек, обид, непонимания и страха, один Бог знает. Только они не сдались и всегда любили друг друга и хранили верность. Девочка моя, подай воды, если нетрудно. Во рту пересохло от воспоминаний. Никогда и ни с кем я не говорила о своей семье. Так получилось, что ты первая, кому я открыла душу. Ты уж прости старуху за многословие.

– Вы удивительная женщина и прекрасный собеседник. Оказывается, это так увлекательно – знать историю своего города! А у вас прекрасная память на даты и события, – на кухне я взяла с полки стакан в чуть погнутом металлическом подстаканнике с изображением московского Кремля, зачерпнула воды из ведра.

– Это профессиональное. После войны почти сорок лет работала в библиотеке. Счастливое время. Как-нибудь расскажу об этом. Если успею. Благодаря профессии я разыскала важные сведения о родственниках, – отпив несколько глотков, она благодарно кивнула головой и поставила стакан на стол.

– Так вы библиотекарь?

– А чему ты удивляешься? Как будто бы старухи моего возраста не могут быть бывшими библиотекарями! Скажу по секрету – бывших библиотекарей не бывает. Так же, как и бывших врачей, учителей и военных, – она заулыбалась так неожиданно светло и ясно, что на мгновение помолодела лет на тридцать-сорок.

– Нет-нет! Что вы! Я вовсе не хотела вас обидеть! Просто не думала о том, что вы где-то работали.

(Мила, ты идиотка!)

– Знаю, для тебя, девочка, я древний мамонт. Но у жизни свои законы. Господь дал мне возможность прожить долгую жизнь. Всё время думаю, зачем? – Мирра Львовна тяжело поднялась, подошла к окну, открутила фитиль в керосиновой лампе, перенесла её на стол. – Холодно. Может быть, лампа согреет старые кости? На чём я остановилась?