Николай Чергинец - Сыновья

Сделали так: положили записку глубоко в карман брюк, а затем чуть выше перевязали узеньким шнурком, оторванным от майки.

— Если будут шарить по карманам, то не заметят, — уверенно сказал Сейсейбаев.

В это время в камеру зашло шестеро душманов. Четверо кроме израильских автоматов «узи» держали в руках нагайки с тонкими металлическими хлыстами. Переводчик скомандовал:

— Встать, когда зашел к вам господин!

Все бросили взгляд на Тамарина и Леонова. Те продолжали сидеть, и ребята не сдвинулись с места. Переводчик вопрошающе смотрел на коротконогого, жирного, с круглым плоским лицом и большой лысиной мужчину. А тот уставился маленькими глазками в Жураковского, который как сидел спиной ко входу, так и остался сидеть.

— Встать! — пнул его ногой переводчик. — Я приказываю встать!

Жураковский чуть повернул голову к переводчику и спокойно сказал:

— Послушай, ублюдок, если ты еще раз притронешься своей вонючей ногой, то я тебя этой цепью задушу.

Переводчик испуганно отступил и что-то сказал своему господину. Тот что-то переспросил у него, а затем бросил несколько слов охранникам. Двое их них, подскочив к Жураковскому, начали бить его нагайками. Тонкие, из металлических нитей хлысты, словно острые ножи, рассекали рубашку, пронзали тело до костей. Ребята бросились на защиту товарища. Цепи, которыми были скованы солдаты, на этот раз сослужили добрую службу. Держа перед собой, ребята, словно щитами, защищались ими.

Тамарин крикнул:

— Мужики, не бейте их, нам нельзя этого делать!

Душманы отступили к дверям, а один из них дал короткую очередь в потолок. Солдаты отошли к противоположной стороне, спрятав за собой Жураковского. Николаев окликнул Сейсейбаева и сказал ему:

— Объясни им, что избивать себя мы не позволим.

— Правильно, — поддержал его Тамарин, — и обрати их внимание, что никого из них мы не ударили.

Сейсейбаев, вытирая кровь на лице, обратился непосредственно к господину. Тот после его слов внимательно оглядел своих охранников и, не заметив следов насилия, удовлетворенно кивнул головой.

Затем, после небольшой паузы, он через переводчика обратился к пленникам:

— Советские солдаты, я — представитель пакистанских властей.

От неожиданности ребята замерли: неужели пакистанские власти решили заступиться за советских людей, которых насильно затащили в эту страну душманы?

А представитель продолжал:

— Я хочу сообщить вам, что мы предупредили руководителей афганской оппозиции о том, что скоро правительство Пакистана не разрешит им здесь содержать пленных. Поэтому предлагаю вам обратиться за помощью к представителям западных стран, которым оппозиционеры передадут любого из вас, кого те пожелают. Что будет с теми, кто не захочет обращаться к представителям западных стран, я не знаю. Это дело оппозиции. Могу только вам сказать, что никого из вас ни вашему командованию, ни афганскому правительству оппозиционеры не передадут. Тех, кто согласится уехать, ждет свобода и интересная жизнь.

Увидев, что пакистанец окончил свою речь, Тамарин окликнул его:,

— Скажите, а Пакистан продолжает поддерживать дипломатические отношения с Советским Союзом?

— Да, конечно.

— Так почему же вы не хотите нас передать нашему посольству?

— Мы вас в плен не брали.

— А вы что, не хозяева своей страны? Или вам безразлично, что в ваш дом насильно приводят граждан страны, с которой у вас тесные связи и нормальные дипломатические отношения?

— С вами воюют афганские мусульмане, а вы для них — неверные.

— Вы не назовете своей фамилии?

— Она вам ни к чему, — ухмыльнулся пакистанец.

— А вы сами мусульманин? — спросил Леонов. — Верите в ислам? Подчиняетесь Корану?

— Я правоверный мусульманин, и Коран для меня — святой закон жизни.

— А в Коране, в суре «Доброта» говорится: «О пророк! Скажи тем, в руках которых пленные: если Аллах узнает про добро в ваших сердцах, он дарует вам лучшее…» Так скажите же об этом душманам, они же подчиняются вам, чтобы они относились к нам по-человечески, оказали медицинскую помощь и передали нас Красному Кресту.

— Я не уполномочен вести с ними переговоры. Вы лучше подумайте над тем, что я вам сказал.

И пакистанец быстро направился к выходу. Охранник и переводчик, толкаясь, вышли за ним.

Тамарин удивленно смотрел на Леонова.

— Слушай, Антон, откуда ты знаешь Коран?

— Читал. Нам показывали эту книгу, когда объясняли, как вести себя, чтобы не оскорбить афганцев, их веру в ислам.