Сергей Михеенков - Солдатский маршал [Журнальный вариант]

«Тов. Юрьеву.

Прорыв корсуньской группировки противника из района Стеблёв в направлении Шандеровки произошёл потому, что:

слабая по своему составу 27‑я армия не была своевременно усилена;

не было принято решительных мер к выполнению моих указаний об уничтожении, в первую очередь, Стеблёвского выступа противника, откуда, вероятнее всего, можно было ожидать попыток его прорыва… Сил и средств на левом крыле 1‑го Украинского фронта и на правом крыле 2‑го Украинского фронта достаточно, чтобы ликвидировать прорыв противника и уничтожить корсуньскую его группировку…

12 февраля 1944 г. И. Сталин

16 часов 45 минут. Антонов».

Телеграмма с выговором маршалу поступила к адресату на несколько часов позже телефонного разговора Конева со Сталиным.

Мемуары — это далеко не то, что было, а, скорее, то, что их автор хотел бы знать о своём прошлом. Отчасти это касается и нашего героя.

Конев, между тем, меры принял. В коридор, пробитый противником, он ввёл снятую с внешнего обвода 5‑ю гвардейскую танковую армию. Произошло это ещё до разговора с Верховным, 10 февраля.

Группе немецких танков всё же удалось, пользуясь сумятицей первых часов боя, вырваться из окружения. Вместе с ними вышли и бронетранспортеры, на которых находились старшие офицеры и полевые управления штабов. Вышли также небольшие группы и одиночки. Сплошной линии фронта не было, и те, кто владел собой, смогли выскользнуть из котла.

Германская армия повторяла печальную судьбу Красной Армии 41‑го года.

Хубе был остановлен на внешнем обводе котла. Его «тигры» и «пантеры» хорошо горели от точного огня противотанковой артиллерии и массированных ударов авиации наших штурмовых полков. Теперь Штеммерману целиком была вручена судьба его солдат. Шедшие им на помощь были остановлены. Ещё недавно он с волнением читал телекс Гитлера и верил в него: «Можете положиться на меня, как на каменную стену. Вы будете освобождены из котла, а пока держитесь до последнего патрона».

Последняя попытка немцев выйти из окружения состоялась 17 февраля. В первом эшелоне шли три колонны: 5‑я танковая дивизия СС «Викинг», 72‑я пехотная дивизия в центре и корпусная группа «Б» на правом фланге. В арьергарде шли 57‑я и 88‑я пехотные дивизии. Таранный удар пришёлся на 5‑ю гвардейскую воздушно–десантную, 180‑ю и 202‑ю стрелковые дивизии на внутреннем кольце и на 41‑й гвардейскую стрелковую — на внешнем. Немцам пришлось переправляться через реку Гнилой Тикич. Переправ не было: артиллерия, по приказу Конева сконцентрированная на этом участке, сделала своё дело.

Но до прорыва у немцев была ночь в захваченной Шендеровке. Воспоминания жителей села, а также мемуары немецких солдат и офицеров, выживших в этой мясорубке и прошедших советский плен, рисуют картину, весьма напоминающую исход армии Наполеона из Смоленска. Оголодавшие солдаты грабили местных жителей, выводили из хлевов скот, забивали прямо на улице и здесь же, вырезая куски мяса, жарили их на штыках. Ночью на «шашлык» прилетели эскадрильи ночных бомбардировщиков У-2. Скопление войск в Шендеровке было огромным. Такие же огромные потери тут же последовали от каждой сброшенной советской бомбы.

При выходе из Шендеровки немецкие колонны сразу же попали под сокрушительный огонь нашей артиллерии.

Конев, наблюдая за движением колонн Штеммермана, принял решение вначале придержать резервы, давая противнику втянуться в горловину призрачного коридора. Потом это станет его «коньком» — добивать окружённого противника не на его позициях в обороне, а в горловине на выходе, на марше.

27‑я общевойсковая армия генерала Трофименко была передана в оперативное подчинение штабу 2‑го Украинского фронта.

И. С. Конев, вспоминая о том, как вводили в дело корпус генерала Селиванова, упомянул, что «донские казаки в этой сложной операции не посрамили свою былую славу «донцов–молодцов».

В конце 80‑х годов в одной из смоленских деревень я отыскал бывшего командира стрелкового взвода 5‑й гвардейской воздушно–десантной дивизии, той самой, которая не выпустила группу Штеммермана в последний момент и дралась всю ночь 17 февраля и весь день 18‑го. Иван Петрович Зеленков вспоминал, как их рота вышла на холм. Они остановились и наблюдали, как внизу по полю несколько «тридцатьчетвёрок» гоняли немцев. «Догонят — дав!» — рассказывал Иван Петрович. А потом, к вечеру они остановились на опушке, где несколько часов назад проскакал кавалерийский эскадрон. Конев в своих «Записках…» упоминает о том, что кавалеристы корпуса генерала Селиванова «часто пытались решить боевую задачу, не слезая с коня». Немцы выходили из окружения небольшими группами. На одну из таких групп набрёл взвод лейтенанта Зеленкова. «Их, видать, кавалеристы наши прихватили. Казаки. Мы их видели, когда входили в прорыв. Шли поэскадронно, красиво, на хороших лошадях. От таких не убежишь и хорошо поевши. А тут, видать, прихватили их на опушке. Человек двенадцать лежали. У кого плечо разрублено, у кого голова пополам… Страшно глянуть. Саблями рубили».