Сергей Михеенков - Солдатский маршал [Журнальный вариант]

Как это напоминало Коневу 42‑й год, когда он, командуя Калининским фронтом, пытался вызволить из окружения одну из своих армий в районе Ржева!

В какой–то момент немцы, наконец, отыскали слабое место на стыке фронтов, которое прикрывала 27‑я армия соседнего 1‑го Украинского фронта.

В Ставке сразу заволновались. Но именно туда накануне, на свой страх и риск, Конев развернул казачий корпус и танки Ротмистрова. Просчитывая все варианты, он вдруг интуитивно понял, что вырываться немцы будут именно в этом месте.

В полдень 12 февраля по ВЧ позвонил Верховный. Конев доложил обстановку: враг окружён, все попытки вырваться отбиты, войска действуют на уничтожение окружённой группировки. Но после первых же слов, произнесённых Сталиным, сразу понял, что тот недоволен тем, что группировка вытекает из котла через брешь, появившуюся у соседа.

— Товарищ Конев, вот мы уже огласили на весь мир, что в районе Корсунь — Шевченковского окружили крупную группировку противника. А в Ставке есть данные, что окружённая группировка прорвала фронт 27‑й армии и уходит к своим. Что вы знаете об обстановке на фронте у соседа?

— Не беспокойтесь, товарищ Сталин, — ответил Конев. — Окружённый противник не уйдёт. Наш фронт принял меры. Для обеспечения стыка с 1‑м Украинским фронтом и для того, чтобы загнать противника обратно в котёл, мною в район образовавшегося прорыва врага были выдвинуты войска 5‑й гвардейский танковой армии и 5‑й кавалерийский корпус. Задачу они выполняют успешно.

— Вы это сделали по своей инициативе? Ведь это за разграничительной линией.

— Да, по своей, товарищ Сталин.

— Это очень хорошо. Мы посоветуемся в Ставке, и я вам позвоню.

Через пятнадцать минут телефон снова зазвонил. Верховный сказал:

— Нельзя ли, товарищ Конев, все войска, действующие против окружённой группировки, в том числе и 1‑го Украинского фронта, я имею в виду 27‑ю армию, подчинить вам и возложить на вас руководство уничтожением окружённой группировки?

Это неожиданное решение Сталина прозвучало, как гром среди ясного неба.

— Товарищ Сталин, — тут же отреагировал Конев, мгновенно просчитывая все варианты возможного развития событий со всеми их результатами, — сейчас очень трудно провести переподчинение 27‑й армии 1‑го Украинского фронта мне. 27‑я армия действует с обратной стороны кольца окружения, с другого операционного направления. Весь тыл армии и связи её со штабом 1‑го Украинского фронта идут через Белую Церковь и Киев. Поэтому управлять армией мне будет очень трудно, сложно вести связь по окружности всего кольца через Кременчуг, Киев, Белую Церковь. Пока в коридоре идёт бой, напрямую установить связь с 27‑й армией невозможно. Армия очень слабая, растянута на широком фронте. Она не сможет удержать окружённого противника. Тем более, что на её правом фланге создаётся серьёзная угроза танкового удара противника с внешнего фронта окружения в направлении Лисянки.

— Ставка позаботится о связи. Все ваши приказы и распоряжения будут передаваться в штаб 27‑й армии без промедления. Чтобы ничего не нарушать, снабжение будет осуществлять 1‑й Украинский фронт.

— Товарищ Сталин, в такой непростой обстановке, когда многое решают даже не часы, а минуты, необходима связь накоротке и личное общение. Все мои распоряжения будут идти с запозданием.

— Хорошо, мы ещё посоветуемся в Ставке и с Генеральным штабом и тогда решим. — И Верховный положил трубку.

Конев в своих «Записках…» так комментировал создавшуюся ситуацию с 27‑й армией: «Я настойчиво уклонялся от подчинения мне 27‑й армии ещё и потому, что, когда план взаимодействия между фронтами нарушен, переподчинение войск серьёзно осложняется. Я искренне беспокоился за исход сражения. Ведь передача армии мне не увеличивала её силы».

Далее Иван Степанович деликатно посетовал на то, что маршал Г. К. Жуков «не совсем точно осветил этот вопрос» в своих мемуарах. По версии Г. К. Жукова, Конев будто бы сам предложил Сталину «передать ему руководство войсками по ликвидации корсунь–шевченковской группы противника, а руководство войсками на внешнем фронте сосредоточить в руках Ватутина».

Ну, что тут можно сказать. Если Георгию Константиновичу хотелось изобразить Ивана Степановича таким уж тщеславным и расчётливым, не желавшим делиться славой с соседом справа, то тут явная нестыковка по времени. Прорыв на фронте 27‑й армии произошёл значительно раньше телефонного разговора Сталина и Конева. Зачем Коневу добровольно брать на себя грех соседа? А вот за прорыв ответственность нёс и маршал Жуков. И Сталин указал ему на его просчёт телеграммой: