Борис Крамаренко - Плавни

Возле сарая, окруженная стаей белых уток, стояла Наталка с большим белым селезнем на руках. Андрей посмотрел на нее и прошел в дом. Хмель, немилосердно дымя трубкой, осматривал отцовское охотничье ружье, словно видел его впервые. Андрей сказал:

— Вот что, Семен, езжай в гарнизон, приготовь людей к осмотру да передай своему Тимке, чтобы седлал коней и ехал сюда.

Хмель ушел. Андрей видел в окно, как он вскочил на свою рыжую кобылу и галопом поскакал со двора.

На припечке, возле крынки молока, лежала краюха хлеба. Андрей отломил от нее корку, налил в кружку молока. Позавтракав, хотел выйти во двор, но передумал и пошел в зал, притворив за собой дверь. Прилег на кровать поверх солдатского одеяла и заложил руки под голову. «Эх, Андрей, Андрей! Ведь тебя партия сюда мятеж прислала подавлять, — подумал он и закрыл глаза. — Гарнизон сегодня осмотреть — раз. Председателя ячейки увидеть — два. Приказ по ревкому написать — три. Семьи расстрелянных навестить — четыре».

В кухне послышались шаги и приглушенный шепот. «Тимка приехал, пора». Андрей встал и пошел к двери.

При его появлении Тимка поднялся с лавки, а Наталка выбежала во двор. Андрей подошел к Тимке и внимательно оглядел его.

— Фамилия?

— Шеремет, товарищ комбриг.

— Григория Шеремета сын?

— Так точно.

— Знаю его. Вместе на турецком фронте были… Не дружил я с твоим батькой… С сегодняшнего дня у меня ординарцем будешь. Ну, чего глаза вытаращил? Конь у тебя хороший?

— Добрый конь, только кусается.

Андрей улыбнулся.

— А звать его как?

— Котенок.

— Котенок? — Андрей взглянул на Ваську, сидевшего около печки. — Ты с ним поласковей.

— Я и то, товарищ комбриг, его хлебом и морковью кормлю.

— Черкеска у тебя есть?

— Есть братнева, да она мне большая.

— Ничего, по росту сошьем… Да ты передо мной не тянись, не в строю… Садись, ешь, вон молоко бери, да поедем.

Тимка не заставил себя упрашивать и принялся за молоко.

«Ординарцем так ординарцем, — думал Тимка, разрезая кинжалом хлеб. — А комбриг, видать, геройский! Это по–нашему ежели, так генерал будет… И видать, из офицеров. — Тимка усмехнулся. — Навряд, чтобы он ихний был. Притворяется. Начальника гарнизона с комиссаром в подвал посадил, чудно что–то».

Его мысли прервал Андрей:

— Ну, казак, кончай. Ехать пора.

Когда они выехали за ворота, на улицу, то оба невольно оглянулись. На огороде стояла с тяпкой в руке Наталка и смотрела им вслед.

7

Андрей после осмотра конной сотни гарнизона вызвал к себе в ревком Хмеля.

— Конвой для отправки комиссара в Ейск готов?

— Готов.

— Можешь отправлять. Остальных будем судить сегодня вечером. В комиссии будут: я, ты и председатель ячейки. Сколько у нас запасных пулеметов?.. Да ты садись.

— Три.

— Даю тебе два дня сроку. Через два дня пулеметы должны быть на тачанках. Реквизицию лошадей у хуторских и станичных кулаков провести тоже в два дня. Сколько у нас в станице портных?

— Двое.

— Забери обоих в гарнизон, освободи им одну комнату и пусть шьют хлопцам черкески и чекмени. Чтобы в сотне ни одного оборванца не видел. Понял? Сколько в твоей пешей сотне людей?

— Тридцать семь.

— А в конной?

— Шестьдесят пять при двух пулеметах.

— А три ржавеют в подвале?.. Сколько у тебя заводных лошадей?

— С шестьдесят наберется.

— Можно довести до сотни?

— Чего ж нельзя, можно…

— Значит, конную сотню можно довести до полутораста, даже до двухсот сабель?

— Можно.

— Почему же у тебя только шестьдесят четыре? Говори, чего молчишь? Не шли в твою сотню, Семен, вот в чем загвоздка.

— Кого попало не брал.

— А кого ни попало, выходит, не было. Тебя послушать, так вся станица бандит на бандите, не из кого отряд сформировать.

— Я этого не казал.

— Сказать тебе, почему казаки не шли в твою сотню? Как твою сотню гаевцы дразнят? Говори, не стесняйся!

— Вшивыми босяками.

— Покраснел, самому стыдно? Да далеко не надо ходить. Ты на себя глянь. Черкеска помятая, сапоги рваные, грязь на них прошлогодняя. Чекмень твой уж третий месяц по стирке скучает. Папаха воронам на гнездо разве только подойдет… Смотреть противно. Срам. А ведь ты командиром был, а сейчас начальник гарнизона. Кто же после этого в твою сотню пойдет?.. А обед? Разве ты дома никогда хорошего борща не ел, что такими помоями бойцов кормишь? Разве так надо о людях заботиться?! Эх, Семен, Семен…

Хмель подавленно молчал. Он понимал всю горькую правду слов Андрея. Ему казалось, что он сидит не на стуле, а на горячих углях. Пот градом выступил у него на лбу, а руки в смущении мяли злополучную папаху.