Сергей Скрипник - Смерть в рассрочку

В Оттаве он познакомился с заместителем префекта полиции города Луи Лепитром, которому строил загородный дом. Они подружились, честно, по-мужски, не будучи ничем обязанными друг другу. Правда, потом Ермолину привелось дважды выручить Луи из беды — один раз, предупредив о готовящемся похищении мафией его пятилетней дочери, второй раз, своевременно сообщив о неизбежном крахе банка, в котором семья Лепитров держала все свои немалые средства. Он сделал это не для того, чтобы еще более укрепить дружбу с заместителем префекта столицы страны и тем самым морально подготовить его к возможной вербовке, а именно потому, что они уже были друзьями и вербовать его он не собирался.

Престиж и положение Ермолина в ГРУ были таковы, что он мог позволить себе иметь свои личные, не касающиеся разведки тайны. Сверху трудно было уследить за человеком, уполномоченным распоряжаться судьбами многих людей. А чтобы не выследили снизу, хотя и должны были следить по служебной обязанности и верности отечеству, — об этом он должен был позаботиться сам. Но, видно, позаботился недостаточно.

О его, правда, немногочисленных любовных увлечениях никто так и не узнал, да и относиться я этому в последние годы стали проще. А о дружбе с заместителем префекта полиции прознали и донесли в том смысле, что облеченный особым доверием руководства полковник Ермолин впал в непростительный для разведчика грех, предпочтя чувство человечности чувству долга перед родиной. О доносе ему дали знать друзья из ГРУ. Поэтому внезапный отзыв в Союз не был для него неожиданным. Зная, что ожидает его в родном отечестве, он без труда мог бы исчезнуть. Не перейти на сторону противника, не изменить — этого Ермолин для себя и в мыслях не допускал, — а раствориться в огромном мире и при его разносторонних способностях отлично устроиться на любом континенте. Однако он вернулся.

Умнейший из всех мыслимых прохвостов в истории человечества Талейран некогда справедливо сказал, что человека, имеющего семью, легче заставить совершить нечестный поступок. Конечно, имелась в виду семья из любимых, родных людей. Решение Ермолина вернуться никак нельзя было назвать нечестным, скорее оно было глупым, но только по отношению к своей личной судьбе. В глазах семьи он поступил благородно, как от него и ожидали, хотя ни тогда, ни позже никто об этом не упоминал. Иначе дело вы глядело бы так, будто они, любимые им люди, охотно приняли его самопожертвование, чтобы оградить себя от неизбежных неприятностей. Себе ему незачем было лгать — если бы не мысли о семье, он бы добровольно не пошел на заклание, как овца под нож.

Прощаясь с другом, уезжающим якобы на Ближний Восток, откуда получил перспективное деловое предложение, Луи Лепитр спросил:

— Скажи мне хоть теперь, кто ты такой, Мишель? Что-то есть в тебе непонятное мне, не французское.

— Я твой друг, Луи, — ответил Ермолин, но машинально взял на заметку это «не французское».

— Так вот, придется вам, Анатолий Павлович, — говорил Вашутин, — на сей раз под дипломатическим прикрытием встретиться с Луи Лепитром, и в качестве личной услуги попросить, чтобы взял у этих канадских подписантов фальшивки. Так как речь идет о вашем сыне, он не откажет. Дальше должен последовать обмен любезностями. Наведя его на наркомафию и оказав посильную помощь в раскрытии этой банды, вы даете ему возможность приобрести солидный политический капитал. Так?

— Несомненно.

— Он же, со своей стороны, должен достать убедительные доказательства связей КГБ, и желательно непосредственно Сиворонова, с местным наркобизнесом. Это уже будет не дружеская помощь, а услуга за услугу. Но нужно, чтобы полученная им информация о КГБ и Сиворонове осталась между вами. Мы не хотим порочить свою страну и не хотим дипломатических осложнений с Канадой. Такой исход возможен?

— Доказательством связей КГБ и Сиворонова с наркомафией обмен любезностями заканчивается, — сказал Ермолин. — Сокрытие этой информации, которая обещает ему гораздо больший политический взлет, чем раскрытие собственной мафии, снова возвращает нас к личной услуге с его стороны.

— Правильно, — подтвердил шеф. — И выбор за вами, Анатолий Павлович. Что для вас дороже: сохранение дружбы с Луи Лепитром или судьба сына? Вы не хуже меня понимаете, что когда можно извлечь из ситуации пользу для нашего ведомства, мы не можем быть бескорыстными.

— Это не требует пояснений, — отозвался Ермолин и у него нервно дернулся мускул под глазом. — И я не об этом. Я о том, пожертвует ли Луи взлетом политической карьеры ради бывшей дружбы? He уверен.