В этот момент стала медленно, неслышно приоткрываться дверь в соседнюю боковую комнату, и, пока она раскрылась, Фроська постепенно цепенела в тягостном предчувствии — вдруг вспомнила испугавший ее вчерашний сон, в котором видела она точно такую же дверь, а за порогом — черную мрачную пустоту.
Дверь наконец распахнулась, и в комнату на маленькой инвалидной коляске въехала девочка: бросились в глаза ее тонкие высохшие ноги в белых чулках, безжизненно лежавшие на ступеньках коляски.
Фроська жадно вгляделась в недетски серьезное лицо, и нарядная горница с цветными салфетками, книжной этажеркой и витыми стульями закачалась, поплыла куда-то. Она узнавала до боли знакомые родные черты: и этот нос с чуть заметной горбинкой, и смелый разлет бровей, и вздернутую верхнюю губу — вылитый Колин портрет… Девочка виделась ей далекой, отчужденно-нечеткой сквозь пелену слез, как через мокрое, захлестанное дождем окно.
Близоруко щурясь, девочка с минуту разглядывала Фроську, потом, толкая руками резиновые ободья колес, приблизилась, жестко ткнулась коляской в ножку стула.
— Ты кто?
Голос прозвучал недружелюбно, в нем, как и в бесцеремонном толчке, Фроська уловила просьбу, даже требование: немедленно уйти! Детское сердце — безошибочно чуткое, она знала это.
В самом деле: кто она, почему и зачем пришла? Ведь она не смогла бы ответить девочке на эти вопросы. С полной определенностью она сейчас знала только одно: третий лишний назван…
Фроська торопливо положила шоколадку на колени девочке, не сдерживая слез, поцеловала ее несколько раз и выбежала из комнаты.
Моторную лодку предстояло в спешке не просто загрузить центнером аммонала, но и надежно, намертво закрепить все четыре ящика — Шилов опасался, что затопленная у бьефа лодка, идя ко дну, может перевернуться в воде, по принципу бутерброда. Она могла перевернуться и по другой причине: под воздействием потока, который с силой всасывается в водоприемник гидротуннеля (а именно там, у самой решетки водосброса, должен произойти взрыв — в наиболее уязвимом месте плотины).
Они с Корытиным накануне просидели полночи, обсуждая схему и план предстоящей диверсии, продумывали, взвешивали каждую деталь. А об этом забыли, точнее, просто упустили из виду, не придали значения. И только вечером, за несколько часов до назначенного срока, Викентий Федорович, прогуливаясь по безлюдному гребню плотины и мысленно рекогносцируя уже близкую операцию, вдруг с ужасом сообразил: лодка вполне может перевернуться, и тогда из могучей торпеды с уже зажженным запалом получится пшик: ящики развалятся в воде в разные стороны…
Надо было срочно увидеть Корытина, хотя они и условились до двадцати трех часов не встречаться, чтобы не привлекать излишнего внимания. А между тем Корытина не было поблизости: он находился на небольшом острове, где в бетонированном погребе располагался склад взрывчатки. Он поехал туда якобы по караульным делам, а на самом деле для того, чтобы засветло в последний раз уточнить ночные действия — на острове планировалось убрать первого часового.
Остров представлял собой вершину затопленного холма, и на нем, кроме груды камней, двух громоотводов да постового грибка, ничего не было. Вохровцы считала его самым неудобным постом, гиблым местом, где в непогоду часовых хлестало дождем и проветривало до костей со всех сторон. Корытин для поднятия собственного авторитета даже вышел с ходатайством о строительстве на острове будки-времянки, и ему на это выделили средства. Ну, теперь, надо полагать, кирпичная сторожка не понадобится…
Погода портилась. С севера, от Золотухи, накатывались взъерошенные ветром тучи, наверху, в провалах между слоями, иногда проскальзывали закатные лучи, и от этого внутри туч вспухали багровые языки, будто пламя сквозь дым огромного костра. Изредка врывались крупные дождевые капли, звучно шлепались на бетон, оставляя черные маслянистые пятна. «Дождь не помеха, — подумал Шилов, — не было бы сильного ветра: поднимутся волны и тогда придется откладывать операцию».
А откладывать нельзя, потому что приходящие дожди — по сути дела, приход осени, время затяжной «падеры», когда тайга неделями мокнет в серой завесе, а проселки, броды, даже горные тропы становятся непроходимыми.
Интересно, сумеют ли они за трое суток добраться до границы, выдержат ли лошади?
На острове несколько раз мигнул красный огонек, — очевидно, Корытин проверял сигнализацию (телефонной связи туда не было). А что, если напоследок рвануть и этот островок — ведь там несколько тонн аммонала? Для эффекта, в качестве прощального фейерверка. Жаль, они вчера не продумали этот интересный ход, а сейчас, когда все рассчитано по минутам, уже поздно. Успеть бы уладить дело с креплением этих проклятых ящиков.
Читать дальше