Михаило Лалич - Облава

Глядя на него, как на какое-то чудо, и не узнавая, Филипп Бекич обратился к Бедевичу:

— Это что за гад?

— Кажется, Шелудивый Граф. Вечно он так.

— Ты зачем привел этого вонючку? Чтобы все дело испортить, да?

— Об этом спроси воеводу Юзбашича, он посадил мне его на шею.

Бекич умолк. Не раз ему затыкали рот, точно подушкой, этим воеводой Юзбашичем. Стыд и срам, подумал он, до чего же они привыкли всякую мерзость сваливать на воеводу Юзбашича. И этого тоже, эту сволочь — убей его бог!.. Он смотрел, как трясется от холода Шелудивый, как стекает с него вода, и не знал, что с ним делать.

— Где твоя винтовка?

Шелудивый только сейчас спохватился, что винтовки, которая минуту назад у него была, сейчас нет. Когда он упал, ремень разорвался, и она заскользила куда-то по льду, может, в воду. Он почти обрадовался при мысли о том, что не такие они уж дураки, чтобы брать его без винтовки на эту проклятую операцию, где и с оружием легко погибнуть.

— Ищи, — приказал Бекич. — Чего ждешь?

— Не могу, под лед ушла.

— Может, мне ее поискать?

— Замерзну, — проскулил Шелудивый, стуча от холода зубами.

— В постель захотелось, сукин сын? Не надейся, первым пойдешь к проклятой землянке коммунистов! Это я тебе говорю! Пусть тебя, мерзавца, кокнут, если, конечно, они уже не дали деру, пусть хоть раз доброе дело сделают!

Потом, повернувшись к Бедевичу, прорычал:

— Ты его привел, ты и смотри за ним в оба, чтоб не улизнул. И, чуть что, бей поганца!

Колонна двинулась дальше. Справа по разлогой долине полыхает надрывистый собачий лай, точно сотня костров, которые то зажигают, то гасят. Слева — теснина Уки с ее мертвенной тишиной, в нее беззвучно стекает вода, а из нее непрестанно валит туман. Посреди, между ущельем и собачьим лаем, лес, тихий и невидимый под завесой густого тумана. Лет двести тому назад, а то и больше, в этот лес пришел Джафер Шаман, родом из Гркиня, дервиш и мусульманский святой; он искал тихое прибежище для молитв и отшельнической жизни. Лес под Орваном понравился старцу обилием родников и полянами. Целыми днями бродил он по лесу и вдруг ушел. В то время у самой реки стояло богатое мусульманское село, окруженное плодородными нивами. Сейчас здесь расстилаются болота.

«Это село Караталих, его ждут черные дни, — сказал святой. — Недолог его век: гора его враг, засыплет все в нем живое…» И еще сказал, что в ту черную годину будет засуха.

Так оно и случилось. Спаслись одни Блачанацы — их разбудил и напугал рев Поман-воды, они убежали и потом поселились в Джердаре. Все прочие погибли: кого завалило землей, кого унесла вода. Позднее из Анатолии приехал отец Каябега. Понравилась ему плодородная пустошь, одичалая, поросшая ольшаником, — выстроил он там башню, в том месте, где стоит сейчас дом Бекича, и привел с Грабежа подневольных крестьян: Бекичей, Доламичей и Ставоров, чтобы они обрабатывали ему землю.

Входя в лес, люди снимали с плеч винтовки, — здесь, где каждую минуту их может застать врасплох недремлющая стража партизан, лучше держать оружие наготове. В голове колонны произошло замешательство: никто не хотел идти первым — одни боялись, другие не желали, чтобы их сочли за проводников. Наконец с трудом договорились: Лазар Саблич и Логовац пойдут впереди вдвоем, а за ними Тодор Ставор и Доламич. Пройдя сотню шагов, снова остановились — увидели следы. Похоже, что прошел один человек, но в это не верилось: иногда коммунисты ходят гуськом, след в след — пройдут десятеро, а кажется, будто прошел один.

— Что это? — спросил Филипп Бекич.

— Ушли, — сказал Логовац.

— Почему? Верно, Графа испугались? — бросил с издевкой Бекич и почти плачущим голосом продолжал: — Не дураки они, чтобы ждать, и я бы на их месте не стал ждать. Вот так всегда бывает, когда ведешь графов и всякое дерьмо.

— А хуже всего, — добавил Ставор, — что расплачиваться придется не тому, кто виноват, обязательно найдут козла отпущения!

— Недавно прошли, — заметил Саблич, ощупав след. — Они должны быть недалеко.

— Им деваться некуда, — сказал Бекич. — Пошли!

Следы вели в сторону Дервишева ночевья. Одно время казалось, что они ведут прямо в ущелье, и Бекич подумал: «Пошли к ручью — хотят войти в воду и сбить нас со следа». Не удивился он и тогда, когда следы повернули к горе. «Видно, решили окопаться наверху Орвана, — подумал он, — на Софре. Если так, я окружу их и забросаю гранатами, живым ни один не уйдет. Когда всех перебью и уложу в ряд, а Гавро Бекича отдельно, жирный Рико Гиздич лопнет от зависти. Ему и следует лопнуть от зависти или от хорошей трепки, не то сто лет еще будет коптить небо и гадить где только можно. А когда со всеми разделаюсь, закачу пир: двух волов зарежу, сто литров водки, баранов на вертеле и беднякам хлеба дам из пекарни. И чтобы звенела песня: