Михаило Лалич - Облава

Этот белобрысый человек, лет тридцати, с длинными омертвевшими волосами до плеч, рыжей по грудь бородой, давно уже отбился от людей и волей-неволей должен был искать в жизни окольные пути. Он вечно бродяжничал, делал то, чего не следует, и всюду оставлял после себя недобрую память. От дурной славы Шелудивый Граф избавлялся двумя способами: либо надолго исчезал, и все уже думали, что он мертв, либо, внезапно вернувшись, умудрялся, прежде чем вспомнят, кто он и что, учинить что-нибудь такое, что стирало в памяти все прежние толки. Природа наделила его недалеким умом, противным визгливым голосом и чисто женской болтливостью и страстью к сплетням; в трезвом состоянии Шелудивый Граф мог довести до белого каления не только людей, но и животных, которые его каким-то образом чуяли и всячески избегали. Лишь в минуты пьяной откровенности ему удавалось быть интересным собеседником, и тогда слушатели узнавали, что у него с младенчества мозги набекрень, что его законный отец Андрия Баляш вовсе ему не отец и что он никогда и не узнает, кто его настоящий отец, потому что покойная вдова Андрии Баляша, покуда жила, тоже этого не знала.

А про себя даже тогда, когда был в стельку пьян, он вспоминал Дуна, лживого старикашку с гнилыми зубами, слюнявой бородой и красными лишаями на щеках. В детстве ему говорили, будто он сын этого Дуна и, значит, внук Якова Изгоя — и это было единственное оскорбление, которое попадало в цель, злило и приводило его в бешенство. Сам Дун трижды, как бы в шутку, назвал мальчика своим сыном, после чего тот неизменно находил способ ему отомстить. Первый раз тайком повыдергивал из грядки весь молодой лук и прочую огородину, посаженную за домом. Другой раз крикнул ему: «Лижи, кошка». Это были слова отца Дуна, Якова Изгоя, так он говорил, когда его, прокаженного, бросили сыновья и дочери и к нему повадилась кошка лизать язву; у него не было сил отогнать ее, и он только бормотал:

— Лижи, кошка, лижи, даже от тебя некому меня защитить.

Когда Дун назвал его, уже длинноногого парня, сыном в третий раз, тот загнал старика камнями в чей-то дом и, сидя в засаде, слышал, как Дун похвалялся перед женщинами:

— Что было, то было! Валял его мать на спину! Хороша была в то время для таких дел. Но когда начала путаться с немцами, я уже не захотел — не желаю, сказал я ей, есть из одного котла с немцами.

Не забыл Шелудивый и про шоколад — насчет немцев старик говорил правду, немцы приходили кто днем, кто ночью, и каждый стучал условленным стуком и приносил сладости матери и ему. Те военные годы, подряд неурожайные и поминаемые народом как черные годы, были лучшими в его жизни; он носился босой, свободный и сытый, дети и собаки со страхом разбегались, заслышав его голос. Потом он с грустью вспоминал то время и мечтал о том, чтобы оно вернулось, мечтал о новой войне, оккупации и шоколаде. Благодаря ли хорошей пище или наследственным особенностям, он рос гораздо быстрей своих сверстников; за это его ненавидели и дразнили «Мерином», потом прозвали «Шелудивым» за струпья на лице и на ногах, которые так никогда и не сошли. Третье прозвище — «Граф» — он получил в Панчеве, где вместо того, чтобы учиться ремеслу, выучился красть и промышлять воровством и картежной игрой. Когда его препроводили под конвоем и в кандалах по месту жительства, а такая мера применялась только к важным преступникам, он какое-то время, казалось, взялся за ум и даже поладил с жандармами, а дело кончилось тем, что ему удалось заполучить у каких-то купцов товар, распродать его, а деньги промотать. Из тюрьмы его взяли в армию. В тот год умерла его мать. Узнав, вероятно, что он дока по торговой части, его назначили каптенармусом, и, таким образом, казенные одеяла, обретя крылья, стали разлетаться по свету. В один прекрасный день Шелудивый Граф ушел купаться на Саву и не вернулся, на берегу нашли его одежду, документы и немного денег в кошельке. Решили, что он утонул, только не знали, умышленно или случайно.

Когда в конце 1941 года из Сербии вернулся Юзбашич, бывший капитан, возведенный в чин воеводы, с официальными полномочиями эмигрантского правительства в Лондоне и его министра на родине [36] Имеется в виду Драже Михайлович — военный министр эмигрантского королевского правительства, возглавивший четническое движение. организовывать четнические отряды, в его конвое, состоящем всего из тридцати бывших жандармов и проходимцев, находился и отрастивший бороду Шелудивый Граф. Нестроевик, не умевший владеть оружием, лгун и трус, Шелудивый все-таки был по-своему намного полезнее националистическому движению Юзбашича, чем любой другой человек. И вот каким образом.