Михаило Лалич - Облава

Позже, совершенно случайно, обнаружилось, что итальянцу и англичанину каким-то образом стали известны факты, вовсе для них не предназначенные. Подозрение пало на Шелудивого Графа. У него отобрали оружие и посадили. Воевода Юзбашич прибежал, чтоб лично отхлестать его по щекам и надавать пинков. Когда Шелудивый Граф рассказал, как те поступали с пьяными голыми женщинами, воевода за оскорбление национальной чести вышиб ему два зуба. Вскоре были найдены и другие виновники; Шелудивого Графа выпустили из тюрьмы. Воевода направил его в летучий отряд старшины Бедевича и при расставании сказал:

— Постарайся попасть под пулю коммунистов! Надо, чтобы тебя убили, я больше не хочу марать рук.

С тех пор с самой осени Шелудивый Граф бродит с летучим отрядом, служа ему забавой и посмешищем. Ночью в потемках идут, днем сидят в укрытии. Плохой ходок, Шелудивый к тому же плохо видел и не умел карабкаться по горным тропам. Поэтому он то и дело налетал на деревья, спотыкался о корни и падал в ямы, синяки с него не сходили. Однажды он угодил в волчий капкан и теперь прихрамывал. Все знали, что он трус, и от нечего делать придумывали разные страсти, которые их якобы ожидают. Готовясь к операции на партизанскую группу, его уверяли, будто это самая опасная из всех и что первая пуля попадет обязательно в него. Они рассказывали сны, гадали на фасоли или на картах, и всегда выходило так, что для него спасения нет. И хотя он понимал, что его разыгрывают, все равно он не мог им не верить.

Когда отсиживаются в укрытиях, их то заваливают едой, а то оставляют вовсе без хлеба и воды. Водка бывает не часто. Женщин — никаких. Последний раз — это было в сочельник, пять недель тому назад, когда жгли мусульманские села, — в кустах за домом он наткнулся на пожилую мусульманку, дрожащую от холода и полумертвую от страха. Он повел ее в хлев, приказал разостлать сено и раздеться. Она ни за что не хотела раздеваться и сказала, что у нее сифилис. Тогда Шелудивый вытащил из мешка ножницы, которые в это утро взял в доме какого-то портного, и стал ими щелкать, показывая, что перережет ей пояс и все равно добьется своего. Это ее испугало. Раздетая, она походила на труп. Чтобы расшевелить женщину, он принялся ее колоть острием ножниц, сначала легонько, потом все сильней. Она стала кричать и вырываться. Тогда он зарезал турчанку — иначе он не мог заставить ее замолчать. Впрочем, он все равно бы ее зарезал, чтобы она никому не рассказала. Потом поджег под ней сено и хлев, и новый столб дыма поднялся над горящим селом и присоединился к другим. На возню с женщиной и на поджог у него ушло около получаса, и это, судя по всему, спасло ему жизнь: те, что оказались в это время на Зуквице, были скошены пулеметами мусульман. С тех пор он еще больше уверовал в то, что, совершая подлости, он продлевает себе жизнь.

Шагая по замерзшему болоту, он силился восстановить в памяти то смешанное чувство отвращения и торжества, которое он ощутил, овладев женщиной, но это никак ему не удавалось. Только начнет вспоминать и тут же собьется — страх перед коммунистами отшиб память. Говорили, будто там Шако Челич с пулеметом и Василь, который уже дважды заставлял его лететь кубарем с крутого горного обрыва, что с ними Слобо Ясикич и опасный Момо Магич, который всегда найдет лазейку, чтобы улизнуть. Остальных он позабыл, кроме, конечно, Вуле Маркетича. В Сербии, неподалеку от Чачака, батальон Маркетича взял в плен целую роту, в которой был и Шелудивый Граф: отобрали у них оружие, сказали речь и потом поодиночке стали отпускать по домам. Когда очередь дошла до Шелудивого Графа, Маркетич поглядел на него и сказал:

— Сдается мне, большой грех беру я на свою душу, отпуская тебя живым, по глазам твоим видно, что ты порядочный гад. Убирайся поскорей с глаз долой, пока я не сделал то, что надо.

С тех пор он несколько раз видел Маркетича во сне, страшного, в каком-то дыму, и было это еще до того, как он узнал, что Маркетич прорвался из Сербии сквозь кордон немцев, четников и мусульман, где, казалось, не пролетела бы и птица, и вернулся на родину.

«Наведет меня черт на него, — подумал Шелудивый, — вечно меня несет куда не надо. Лучше всего как-нибудь словчить и не пойти туда, но как? Сказать, что заболел живот, — дважды уже говорил, третий раз не поверят. Лучше ничего не говорить, свернуть в кусты и…»

Не успел он додумать до конца, как почувствовал, что ноги его сами по себе куда-то свернули, но не в сторону кустов, а вверх, в воздух, и уже болтаются в темноте над головой. Он грохнулся на лопатки и, как на санках, заскользил по гладкой скользкой плите. И пока Шелудивый Граф соображал, что, собственно, происходит, он очутился у края лужины, покрытой тонким льдом. От его суматошных неуклюжих попыток спастись лед затрещал и проломился. Ему повезло, место было неглубокое, иначе ему пришлось бы долго ждать, чтобы кто-нибудь пришел к нему на помощь. Он лег на брюхо и выполз самостоятельно, с мокрой бородой, перепуганный насмерть подозрительным потрескиванием, которое сопровождало каждое его движение. Когда наконец Шелудивый добрался до остановившейся колонны, ему показалось, что это какая-то ограда, и он даже попытался схватиться за чьи-то ноги. Собаки православных и мусульман из Тамника, Опуча и Страны возгласили об этом событии взрывами лая. Шелудивый поднялся и сунул пальцы в рот, чтобы их отогреть.