Николай Иванов - Разговор с незнакомкой

В подслеповатое крохотное оконце под потолком землянки Андреева пробирался пасмурный, серый рассвет. Майор не спал. В тысячный уж, видимо, раз измерив шагами расстояние от стола до порога, он расстегнул ворот гимнастерки, собираясь умыться. В дверь в это время глухо стукнули, она отворилась со скрипом, и Андреев увидел на пороге сияющего Ротгольца.

— Ну, что?.. — нетерпеливо спросил Андреев.

Капитан Ротгольц раскрыл было рот, но тут же резко зазуммерил телефон, и Андреев бросился к аппарату.

— Товарищ майор, есть, есть пленный! — кричал на другом конце провода старший лейтенант Леонов.

— Какие потери? — Андреев нервно вытряхивал из помятой пачки папиросу.

— Двое раненых, Романенко довольно тяжело…

— Срочно в медсанбат! Алло… вы слышите? Немедленно!..

— Опередили… — вздохнул Ротгольц, проходя к столу.

…А через два часа они уже сидели в разведотделе дивизии. Пленный (им оказался ефрейтор 168-й пехотной дивизии вермахта) нервно теребил пальцами бахрому разорванного рукава шинели и молчал.

— Я должен сделать заявление, — проговорил он наконец, исподлобья взглянув на Ротгольца.

— Слушаем, — коротко ответил капитан Ротгольц.

— В душе я интернационалист… — вздохнул пленный.

— Мы все интернационалисты, — флегматично сказал Ротгольц.

— Кроме того, я всегда сочувствовал Германской компартии, — продолжал немец.

— Мы все, — Ротгольц обвел взглядом присутствующих, — сочувствуем Германской коммунистической партии.

— Но я не немец, а австриец, — не унимался пленный.

— Мы все… — машинально продолжил было Ротгольц, замолчал и раздраженно поднялся из-за стола. — Может быть, вы скажете, почему у вас произношение такое… чисто немецкое, а если точнее — баварское? С каких пор Мюнхен стал австрийским?

— Я долго был в Германии… — растерянно проговорил пленный и умолк.

— Что он там насчет Германии-то заправляет? — спросил майор Филатов, подходя к столу.

Ротгольц перевел.

— Скажи ему, Андрей, что мы тоже туда торопимся, — улыбнулся Филатов.

…Вас интересуют боевые операции 237-й дивизии на Днестровском плацдарме — на «малой земле», как мы его тогда называли? Это ведь было в апрельские дни 1944 года. Обстановка сложилась тогда у Днестра, надо сказать, нелегкой. Вражеская группировка, окруженная на Днестре, по количеству войск едва ли не превышала армаду, окруженную и уничтоженную под Сталинградом. А наш внутренний фронт окружения был достаточно уязвим — особенно на важнейшем, западном направлении. Кроме того, наши войска, превосходящие, правда, противника в живой силе, не располагали в тот момент достаточным количеством артиллерии и танков. Весь наш резерв имел гораздо меньше танков, чем немцы. Артиллерия наша на той, труднопроходимой местности продвигалась медленно и нередко отставала.

Именно в те апрельские дни окруженный ожесточившийся противник активизировал свои действия. От внимания нашей фронтовой разведки, как выяснилось позднее, ускользнуло создание немцами к западу от нашего внешнего фронта ударной группировки для наступления навстречу 1-й танковой армии — в направлении населенных пунктов Подгайцы, Бучач. Гитлеровская ставка срочно решила осуществить прорыв в западном направлении, одновременно организовав встречный удар 4-й танковой армией, усиленной переброшенными с запада резервами.

Ну, а что же касается нашей 237-й дивизии, входившей в 67-й стрелковый корпус, положение ее в тот момент было не только крайне сложным, но и необычным.

…4 апреля мы переправились через Днестр для оказания помощи 18-му стрелковому корпусу, занимавшему оборону на 35-километровом участке побережья. Противник начал в эти сутки прорыв в западном и северо-западном направлениях. И не безуспешно: ему удалось форсировать речку Серет и перерезать железную дорогу Чертков — Залещики.

Наша дивизия, вступившая в подчинение 18-му стрелковому корпусу, 5 апреля оказалась оторванной от других взаимодействующих частей и не смогла противостоять наступлению превосходящего в силах противника. Пришлось отойти в излучину Днестра, чуть западнее населенного пункта Сновидово. Наше положение осложнялось тем, что на северном берегу действовали лишь пехотные подразделения, артиллерия переправиться не смогла: наведенный накануне мост был снесен бурным течением внезапно поднявшегося Днестра, паромная же переправа была на значительном расстоянии от нашего плацдарма. Плацдарм имел форму перевернутой подковы. Причем с трех сторон (по бокам и позади) нас огибал. Днестр, а впереди был противник.