Сергей Михеенков - Прорыв начать на рассвете

…Перед той белой поляной под Августовом тяжёлые мортиры Гинденбурга тоже не оставляли им, идущим в сомкнутом строю, ни единого шанса. Ни он, прапорщик Радовский, ни пулемётчик Пётр, который всё время бежал рядом, ни в каких списках, дарующих жизнь, не значились. Они все тогда подлежали истреблению…

– Постарайтесь сберечь этого своего Профессора. Кстати, он действительно хороший доктор?

– Да, говорят, прекрасный хирург. Его пациенты в Москве – известные советские и партийные деятели.

– Ну, тем более. Он нам ещё пригодится. Нужно найти способ оставить его на нашей территории. Подумайте. При каком-нибудь лазарете для военнопленных или гражданской лечебнице. – И вдруг, после короткой паузы, спросил: – Георгий Алексеевич, вы что-нибудь слышали о Сунь-цзы?

– Сунь-цзы… Самый древний трактат о военном искусстве? Но это написано, кажется, ещё до Рождества Христова.

– Да. И в этом часть сути. В нём сформулированы основные принципы организации и управления службы внешней разведки. Вот послушайте, здесь есть любопытное место, как раз к нашему случаю. – И Ивар вытащил из полевой сумки записную книжку в кожаном переплёте, полистал и начал читать, иногда повторяя какую-нибудь фразу дважды: – «Узнать о будущем нельзя ни от богов, ни от демонов; нельзя этого сделать и копируя настоящее путём измерений и расчётов. О противнике же узнать можно с помощью человека.

Для этого используются пять категорий шпионов: шпионы из числа местных жителей; шпионы, находящиеся в стане противника; шпионы-маршрутники, засылаемые к противнику и возвращающиеся назад после выполнения задания; шпионы, идущие на смерть, и шпионы, приносящие жизнь».

– Профессора необходимо числить по пятой категории.

– Именно по пятой… Но слушайте дальше: «Если будут задействованы все пять видов шпионов, никто не сможет узнать, каким путём получены сведения. И назовут это божественной тайной. И станет она самым ценным сокровищем властителя.

Правитель должен лично руководить работой шпионов. Возвращающиеся после выполнения задания шпионы дают ему возможность познать противника. Поэтому правитель должен быть с ними особенно щедр». Написано это было за пятьсот лет до Рождества Христова. Но как актуально и теперь!

– С тех пор ничего не изменилось.

– И как органично вписывается в теорию Сунь-цзы наш с вами «китаец», Георгий Алексеевич! Кстати, хорошее агентурное имя.

– Но у нашего резидента уже есть оперативная кличка.

– Она очень поверхностна. Слишком примитивна. И потом: не называйте его резидентом. Рано. Пока ваш Профессор – просто шпион.

– Пожалуй что так. Но «китайцем» он ещё вполне может стать.

– А вот об этом подумайте. Потому что Профессор может стать очень хорошим «китайцем».

Они рассмеялись. Уже торопливо допили чай и разошлись. Каждого из них ждали неотложные и важные дела.

Младшего политрука Гордона больше не существовало. Политрук Гордон, самострел и дезертир, исчез на дороге к западу от Наро-Фоминска, в момент, когда немецкий пикирующий бомбардировщик Ю-87 нырнул к заснеженной трассе, забитой транспортом, и точно по курсу положил несколько средних бомб. Но минутой раньше политрук, ещё будучи Гордоном, заметил, что боец из санитарной роты, раненный утром в живот, перестал стонать и вытянулся на соломе. Гордон с ужасом смотрел на его бледное лицо, на проступившие черты смерти, и, чем дольше и внимательнее он смотрел на умершего, тем больше надежд, внезапно вспыхнувших в его напряжённом мозгу, вдруг нарисовалось ему в его будущем. Умерший санитар оказался примерно одних и тех же лет с Гордоном, а главное, тип и черты его лица поразительно были схожи с чертами лица Гордона. Дальше он действовал почти машинально. Расстегнул свои ремни. Стащил с мёртвого тела окровавленную, с небольшим отверстием на животе, гимнастёрку, натянул её на себя. Затем снял валенки, подобрал полушубок.

– Что ж ты делаешь, паскуда, – послышалось за спиной, где лежал раненый лейтенант-танкист.

Гордон не успел оглянуться. И не увидел глаз танкиста, того выражения, которое он уже знал – немецкий лётчик спас его даже от этого. Машину подбросило и разорвало в воздухе на части. Вместе со всеми, кто в ней находился. Кроме Гордона. Его выбросило взрывной волной за дорожный отвал и засыпало снегом, поднятым взрывом второй авиабомбы. А вечером его, совершенно случайно отыскала конная немецкая разведка, переходя в этом месте большак. Немцы обыскали его. Он застонал и немного погодя сел. Осмотрелся, увидел разведчиков в белых камуфляжах и долго пытался понять, где он и кто эти люди в белых одеждах. На всякий случай приложил к виску ладонь и что-то невнятное сказал человеку в камуфляже, который стоял ближе других. Немцы засмеялись. Командир группы поморщился и приказал поднять пленного. Его подхватили под руки. На ногах он стоял неуверенно. И тогда Гордона снова подхватили под руки и усадили на коня рядом с убитым разведчиком, тело которого лежало поперёк седла и уже закоченело. И поехали по полю, держа вдоль леса на северо-запад.