Яков Лович - Враги

Русская эмиграция в Маньчжурии со смертельным ужасом смотрела на происходящие события: приход большевиков означал бы гибель. Вместе с эмигрантами в панике были и те русские, которые приняли китайское подданство.

Григоренко по нескольку раз в день прибегал домой и сообщал Анне Алексеевне последние новости. Он был взволнован и сильно боялся за своё тёплое место на дороге. Потеря службы катастрофой не угрожала: у него было около десяти тысяч рублей в Русско-Азиатском банке, но эти деньги он считал отложенными на старость и на воспитание Оли и Нади, и поэтому проживать их было бы обидно и тяжело.

Постепенно все опасения рассеялись. Большевики и китайцы пошли на компромисс, начались Мукденские переговоры, из Москвы ехал, чтобы всё наладить, знаменитый товарищ Лашевич. Всё стало успокаиваться. Успокоились и эмигранты, получив у большевиков отсрочку на некоторое время.

Но осенью того же года Григоренко и Анна Алексеевна получили удар совсем не с той стороны, откуда могли его ожидать. Это случилось как раз в тот самый день, когда Анна Алексеевна сидела в саду, слушала женский голос за забором, а потом разговаривала с Олей и Надей.

Григоренко пришёл очень поздно, бледный, расстроенный, как-то весь осунувшийся и сгорбившийся.

– Что ты? Что с тобой? – испуганно спросила Анна Алексеевна.

– Беда, Анна! – тоненько сказал Григоренко. – Русско-Азиатский банк…

Он задохнулся, закашлялся.

– Что? Что? – начиная понимать, обмерла Анна Алексеевна.

– Лопнул… приказали долго жить наши денежки! Всё, что копил всю жизнь, – всё к черту…

Солнце уже встало, когда маленькая японочка, г-жа Морита, проснулась, убрала свою постель в стенной шкаф и раздвинула стену, выходящую на море. Глубоко вдохнула свежий морской воздух. Облокотилась на лакированные перила крытой галереи, идущей вокруг дома, и задумалась, глядя на море – как всегда, как каждый день.

Солнце быстро плавило тучи и предутренний туман. Тучи чаек летали над водой, словно белоснежный пух. Из синих, оранжевых и голубых мелкие островки, которыми было усеяно море, превращались в зелёные. Стали видны домики, храмы, квадратные, правильные поля. Каждый из этих островков – словно рай, словно мечта художника. Изумрудные, крошечные, умытые морем, обласканные солнцем…

Г-жа Морита смотрит на море, на эти островки – и думает, что наверно нет нигде такой красоты. И изумрудное, спокойное море, и голубое небо, и зелёные берега, и ровные, шахматные клетки полей, и паруса рыбаков, и причудливые, искривлённые, крохотные японские сосны, и этот странный, разлитый кругом нежный покой, и ласковый ветерок – единственные в мире. Не может быть нигде такой сонной неги, такой странной прелести, такого изящества и красках, в линиях, в формах.

Г-жа Морита улыбается морю и по каменным ступенькам, надев деревянные туфли – гетта, спускается в сад. В нём только одна кривая японская сосна. Но вокруг нее – целый мирок, любовно созданный кропотливыми руками художника.

В беспорядочном, живописном хаосе навалены груды камней. Тёмно-зелёный мох покрывает их. Камни уходят в глубину прозрачной воды искусственного озера. В зеркальной воде пучат свои круглые глаза золотые, коричневые, чёрные рыбки. Вперевалку, неторопливо ползают по мху прелестные, крошечные черепахи. Г-жа Морита кормит их прямо из рук – и они доверчиво тыкаются головой на длинной шее в ее ладони.

На изумрудном дерне растут карликовые деревца – копии японских сосен. В углу сада кивают кроваво-красные азалии, белеют гортензии. Тростниковый палисадник увит плющом. Узенькие дорожки сада посыпаны красным крупным песком, который приятно хрустит под деревянными гетта г-жи Морита. Одна дорожка ведёт к крошечному храму. Весь храм не больше коробки для шляпы, но как точно, с каким изумительным терпением вырезаны из дерева все детали настоящего храма.

Целый мир в этом садике. Мир прекрасного, изящного, поражающего глаз красками, нюансами, богатством природного вкуса. Г-жа Морита гуляет по дорожкам сада – и странный, приятный покой охватывает её. Она слушает, как мелодично позванивают от ветра колокольчики, подвешенные к деревьям. Их звон так гармонирует с этим очаровательным садиком.

Г-жа Морита, прикрыв глаза ладонью, смотрит в слепящую, залитую солнцем сине-зелёную морскую даль. Несколько пароходов портят нежный пейзаж своим бурным, грязным дымом. Г-жа Морита досадливо поворачивается к садику. В нём очаровательно. Буйная растительность заплетает его. Мелкие вересковые кусты подстрижены в виде чашек, пирамид и даже шаров. Изумрудно, ещё не просохшей росой блестит газон. Пестрят цветы – глицинии, азалии, розы, лилии, камелии, гортензии, ирисы. Немолчно и сладострастно кричат цикады. А с моря гладит бархатной рукой нежный, нежный ветерок – солёный и бодрящий. Странная смесь ароматов – водоросли, йод, азалии, абрикосы, лимон.