Людвиг Ренн - Война

Оба врача совещались шепотом.

— По-моему, уважаемый коллега, это не то. Я считаю, что у него столбняк. Вы слышали, как он описывал атаку. Это в определенном смысле не что иное, как положительный экстаз, соответствующий отрицательному. Притом пульс довольно слабый. Погляжу, не пришел ли он в сознание.

Он подошел ко мне.

— Я дам вам немного коньяку. — Он налил мне и подал. Меня как огнем обожгло.

— Ну, как вы чувствуете себя теперь?

— Мне немного трудно говорить, господин военврач, у меня очень распухли губы. И пузыри еще больше вздулись. В остальном я чувствую себя прекрасно.

— Палят почем зря, — сказал он. Я заметил, что он наблюдает за мной. Казалось, он не знал, о чем еще меня спросить, и отошел.

Удивительно, если во мне нашлось что-то достойное наблюдения.

Я лежал и радовался.

Хорнунг стонал. Внесли еще кого-то: сначала появились разорванные брюки. Врачи были заняты работой… Время шло.

Мое внимание снова обострилось. В блиндаже было слышно только дыхание.

Подошел врач:

— Ну, как дела?

— Очень хорошо, господин военврач.

— Уже поздно. Нужно попытаться отправить вас в тыл. Я пошлю с вами унтер-офицера санитарной службы, на случай, если у вас снова случится коллапс.

Я, правду сказать, не знал, что такое коллапс, но заявил:

— Ничего больше не случится.

— И вы, — обратился врач к Хорнунгу, — тоже должны идти.

— Я не могу, господин доктор!

— Ерунда! На воздухе вам станет легче.

Я встал. Хорнунг лишь чуть шевельнулся на своем табурете.

— Вставайте же!

— Я не могу! — выдохнул он.

— Возьмите его под руку!

Я нерешительно взял его за руку выше локтя. Неожиданно он проворно поднялся. Что произошло? На лестнице блиндажа я отпустил его. Он начал подниматься первым. Вдруг он качнулся назад. Что, если он упадет на меня? С подвязанной рукой я был не очень-то ловок, но все же быстро схватил его за руку и вытолкнул наружу. Там все — и белые ветви деревьев, и мертвецы — было залито лунным светом.

— Теперь живо! — сказал унтер-офицер санитарной службы. — Здесь все время поливают шрапнелью. — Давай туда вверх по лугу!

Мы побежали. Хорнунг бежал, спотыкаясь, справа от меня. Левая рука у меня была прибинтована к туловищу, и я чувствовал свою беспомощность. Я попытался бежать с Хорнунгом в ногу — не получалось. Нас качало, когда мы взбирались на косогор, прокладывая себе дорогу между могильными крестами и непогребенными трупами.

Зурр! — рядом слева шрапнель.

Мы наткнулись на валявшийся на нашем пути труп.

Зурр! — еще одна.

— В чем дело? — Унтер-офицер обернулся, потянул Хорнунга за руку — хотел помочь ему перешагнуть через труп.

— Оставьте меня! — огрызнулся тот.

Подошли к окопу. Мне с одной рукой несподручно было спрыгнуть, да и Хорнунг, топтавшийся возле, совсем раскис.

Санитар побежал вдоль окопа.

— За мной! — крикнул он.

Там окоп был разрушен снарядом.

— Теперь быстрее! Это самое скверное место!

Мы добрались до лощины.

— Обождите здесь в блиндаже, за вами придет санитарная машина. Скорейшего выздоровления!

Мы увидели круто ведущую вниз лестницу. Внизу горел свет. Хорнунг с кряхтением стал спускаться.

Внизу в проходе работали три сапера. Здесь же лежали сложенные штабелями доски для закладки мин, и Хорнунг молча опустился на них.

— Можно нам переждать здесь, пока не придет санитарная машина? — спросил я.

— Вы здесь замерзнете, — ответил один из саперов, не отрываясь от работы.

Хорнунг снова начал раскачиваться: мне показалось, что ему не хватает воздуха.

От влажных брусьев серость проникала сквозь брюки. Меня стало подташнивать, и это целиком поглотило мое внимание. Однако вскоре тошнота отпустила. На левой стороне груди, там, где она не была прикрыта повязкой, я нащупал большие пузыри. Холодная дрожь пробежал!» у меня по телу, и волосы на голове зашевелились.

В туннеле тоже шла работа.

— Еще чуть повыше! Шип еще не сидит. Так, готово!

Вдруг я заметил, что с Хорнунгом творится что-то неладное. Глаза у него совсем ввалились. Лицо стало каким-то бурым и непохожим на себя. Он беззвучно артикулировал, словно снова стоял на подмостках — он ведь был артистом. Мне вспомнилось, как ненатурально разговаривал он в санитарном блиндаже — точно на сцене.

— Вытащи мешки! Потом сделаем перерыв. — Они потащили мешки с глиной, которую наскребли, к лестнице и прислонили их к стене. После чего уселись на штабеля и принялись резать хлеб.