Человек медлил с ответом.
— Нет, я не мог.
— Почему не могли?
— Придавило ногу.
— Тогда вы вытащили ногу из зажатого сапога?
Он опять ответил не сразу.
— Было очень тесно.
— Ординарцы! Отведите-ка его к врачу! И дайте ему горячего кофе — есть у нас еще кофе?
— Найдется, господин капитан.
— Надо же суметь так раздеться, — обратился капитан к Фабиану, — когда ему всего лишь придавило ногу в сапоге! И чтобы человек при этом так сдурел!
— Не знаю, — ответил Фабиан. — Для этого нужно слишком уж потерять самообладание.
Всю ночь напролет громыхало вокруг нашего блиндажа. Порой земля сотрясалась. Смрад от лошадей становился невыносимым.
Среди ночи кто-то протопал вниз по лестнице.
— Что стряслось?
— Извините, господин старший лейтенант! Мы не знали, что это блиндаж командира роты. Там палят! Вот мы и решили сюда!
Ближе к утру разрыв бухнул ближе обычного, и что-то закопошилось на лестнице.
— Кто там?
— Эйлиц!.. Там так трахнуло, что мы решили спуститься пониже.
Через некоторое время снаружи раздался крик:
— Здесь санитарный блиндаж?
— Рядом! Следующий вход! — крикнули мы все разом.
Потом пришел еще кто-то.
— Господин старший лейтенант, я снимаю свой взвод с рытья окопов на передней линии. У нас трое раненых.
Едва рассвело, как мы поднялись и, продрогшие, принялись за кофе. Потом Фабиан ушел один и вернулся только через несколько часов.
— Нашли командира второй роты. Ясное дело, убит. Теперь остатки второй роты будут нашим четвертым взводом. Командовать ею будет лейтенант Эйзольд. А сейчас мы перебазируемся в туннель.
Наверху было спокойно, так что мы без помех распростились с нашими лошадьми. У одной из них лопнуло брюхо, и кишки — багрово-сизые — вывалились на землю.
В туннеле, окутанные табачным дымом и испарениями, сидели на корточках люди из второй роты:
— Французы и здесь накроют нас!.. Или ворвутся там в окопы и в два счета будут здесь!
— Да всех здесь перебьют! Нас выведут отсюда, когда останутся только калеки, годные лишь к гарнизонной службе да в ездовые!
Мы вошли в блиндаж, где уже находились два офицера со своими ординарцами. Им пришлось потесниться.
Вечер и ночь прошли беспокойно. При раздаче пищи ранило повара и ездового полевой кухни. К трем офицерам, которые сидели за столом и писали, то и дело подходили посыльные. Мне часто приходилось бегать по разным поручениям. Наконец к утру мы легли спать. В стены были встроены нары — в два яруса. Я лег на верхние, подо мной — Цише. Прямо надо мной в потолке была проделана дыра, должно быть, для печной трубы. Из этой дыры долетал до меня из леса треск: это трещали деревья — то ближе, то дальше. По лесу били шрапнелью.
На следующий день я снова увидел в туннеле людей: они сидели на корточках и курили.
— Нет, так дольше продолжаться не может! Этак мы в Германию уже не вернемся. Через пару дней мы либо будем в плену у французов, либо в каком-нибудь окопе будут топать по нашим трупам!
Вторая рота начала раздражать меня. Почему они не возьмут себя в руки! Ведь они лишают последнего мужества новобранцев, впервые попавших на фронт!
В главном проходе построили еще один, третий ярус нар, под самым потолком. Требовалось проявить немалую ловкость, чтобы забраться туда. У нас поселился еще один офицер с ординарцами, уже четвертый, так что приходилось спать по очереди; я менялся с Цише.
Наверху пригревало солнце. Над нашими позициями кружило много французских аэропланов — они летели дальше в сторону тыла. Немецких аэропланов будто и не существовало. Мы вообще недолюбливали летчиков за их спесивый нрав, а теперь их ругали все чаще.
К обеду небо заволокло тучами и зарядил сильный дождь. Последним к нам пришел офицер артиллерийского наблюдения, дальше других продержавшийся в Тюркенвальде. Он тоже разместился в нашем блиндаже. Теперь даже у старшего лейтенанта не оставалось отдельной постели, и он спал по очереди с Эйлицем.
С наступлением темноты обстрел нашего леса и прилегающей местности усилился.
Пришел Эйлиц с дымящимися котелками.
— Неподалеку от полевой кухни обстрел вели химическими снарядами, — тонким голосом сообщил он.
— А как вы это определили?
— Появились этакие маленькие дымовые облачка. Сначала я не обратил на них внимания. А когда стал получать пищу, почувствовал вдруг сладковатый запах, и на минуту мне вроде как стало дурно.
На другой день снова разведрило. С самого утра по нашему лесу палили тяжелыми снарядами. Два блиндажа нашего второго взвода были разбиты, их пришлось бросить, а людей перевести в туннель.
Читать дальше