Николай Личак - Офицер артиллерии

— Гаси свитло, Ефремыч! — недовольно произнес Гавриленко.

Прозоров вздрогнул. Нагнувшись, подобрал с полу шинель и укрыл Тогузова. Поплевав на пальцы, придавил фитиль. В темноте добрел до нар, улегся рядом с Гавриленко.

Долго еще оба ворочались, прислушиваясь к мерному дыханию, вздохам и похрапыванию. Сон не приходил.

В блиндаже было тихо, только откуда-то изредка доносилось уханье пушки да редкая дробь пулемета.

Но тишина продолжалась недолго. Было около трех часов утра, когда всех поднял на ноги тягучий скрежещущий грохот. Тогузов сел на койке, протирая кулаками глаза, прислушался.

— Фрицы али наши? — поспешно натягивая сапоги, спросил Григорьев.

Ему никто не ответил. Все недоуменно поглядывали друг на друга.

Дудка, покрутив головой, плюнул и, как был босиком, выскочил наружу. В открытую дверь вместе с грохотом ворвались отблески зарева. И тотчас же Дудка скатился назад.

— Так это ж катюши! Наши дают жару.

Все сразу, наперебой, оживленно заговорили:

— Значит, наступать будем?

— Артподготовка началась…

— Ну, насчет наступать, это еще бабушка надвое сказала.

— Поживем — увидим.

Наскоро приводя себя в порядок, один за другим артиллеристы выскакивали из блиндажа.

И справа, и слева, и сзади начавшую уже редеть темноту пронизывали ослепительные вспышки. Рев пушек смешивался с глухим буханием гаубиц и отрывистым тявканьем минометов. Снопы яркого огня, вырывавшиеся из стволов, освещали бойцов, высыпавших из блиндажей.

Вскоре залпы «катюш» смолкли. Теперь стало слышно, как высоко в воздухе с клекотом и свистом проносятся снаряды и мины. Из далекого вражеского стана возвращаются приглушенные вздохи разрывов. Так продолжалось около двух часов.

Потом в воздухе появились новые звуки. Они, быстро приближаясь, вскоре наполнили воздух ровным гулом моторов. Прошли бомбардировщики, потом штурмовики. И вслед за этим все замолкло. Наступившая тишина не обещала ничего хорошего — это чувствовал каждый. Ведь вслед за мощной артиллерийской подготовкой обычно должны идти пехота и танки. А между тем танки не появлялись, пехота оставалась в траншеях и, видимо, не собиралась наступать. Значит, что-то не то.

Необычным был и ранний завтрак. Старшина и повар разносили на каждый орудийный расчет по термосу жирной гречневой каши, обильно заправленной мясом. Но то ли ранний час не располагал к еде, то ли ожидание назревающих событий тревожило солдат, но они ели мало, неохотно. Не слышно было и обычных шуток.

Только командир первого огневого взвода лейтенант Сахно был, как всегда, беззаботно весел и, обнаженный по пояс, умываясь, о чем-то оживленно переговаривался с солдатом, поливавшим ему из котелка.

«Бум-м!» — донеслось откуда-то издалека. «Бум-м!» Потом еще и еще. И вскоре завздыхало, заухало часто и назойливо.

— Ну вот оно, начинается, — быстро подымаясь на ноги, почти радуясь, что ожиданию пришел конец, воскликнул Прозоров.

Стремительно приближался свист снарядов. У орудия, словно из-под земли, вырос Васильев, как всегда спокойный, только чуть побледневший, и громко приказал:

— Выставить наблюдателей! По одному на орудие. Остальным — в укрытия… — и побежал вдоль фронта батареи.

В следующее мгновение свистящие звуки резко оборвались, и тотчас же грохот разрывов сотряс воздух, взметнув вверх и в стороны землю, густо перемешанную с дымом. Взвизгивая, разлетались осколки, камни и комья земли барабанили по щитам орудий, сыпались на землю.

Кое-кто из расчета бросился снова в блиндаж. Прозоров, Гавриленко и Григорьев прыгнули в щель, вырытую позади орудия, а старший сержант Тогузов влез в свою индивидуальную ячейку и, выставив голову, наблюдал, где рвутся снаряды.

— Вот тебе и наступление, — переведя дух, раздельно, по слогам, выговорил Прозоров.

Разрыв тяжело ухнул совсем рядом, обдав жаром и сладковатой едкой гарью. Потом сверху посыпалась земля, куски ее с глухим шмяканьем падали вокруг, барабанили по спинам пригнувшихся бойцов.

— Во-о-н, кажись, опять несет, — предупредил Прозоров, прислушиваясь к обрывающемуся свисту. Но как это часто бывает, снаряд, который, кажется, летит прямо на тебя, унесся дальше и разорвался в сотне метров от батареи.

Гул разрывов теперь доносился из тыла, оттуда, где сосредоточились основные силы советских войск. На батарею снаряды и мины залетали редко. То ли они оторвались от тех, что уносились дальше, в тыл, то ли были выпущены по этому безмолвному и безлюдному участку местности с целью прощупать: а нет ли там чего-нибудь скрытого и не выдаст ли оно себя?