Николай Личак - Офицер артиллерии

— Ну что ж, пойдем?

— И то, пойдем, — ответил Михалев.

Выйдя из блиндажа, Ковтунов протянул руку замполиту. Михалев крепко пожал ее и, не отпуская, потянул Ковтунова к себе.

На наблюдательном пункте было немноголюдно. Ковтунов не любил, чтобы здесь, в «святая святых», как он говорил, находились лишние, не имеющие прямого отношения к управлению огнем люди. Поэтому он вызвал к себе только начальника разведки капитана Запольского и помощника начальника штаба капитана Иевлева. Кроме того, на НП дежурили разведчик сержант Троицкий, топовычислитель старшина Яровой и телефонист. Ковтунов только что сообщил о времени начала контрартподготовки, и теперь все находившиеся на пункте с нетерпением посматривали на часы и вполголоса переговаривались.

— Внимание! — повернувшись к телефонисту, ровным голосом произнес Ковтунов. Разговоры смолкли. Стало так тихо, что откуда-то из угла послышалось верещание сверчка. Дверь в блиндаж со скрипом отворилась, и в ее просвете показалось иссиня-черное небо, усеянное яркими звездами. Вошел сержант Тунев. На него сразу же цыкнули, и он, бесшумно пробравшись к телефонному аппарату, присел там на корточки.

Ковтунов, не отрывая глаз от циферблата часов, отдал команду «Натянуть шнуры!» Минутная стрелка приближалась к цифре «12». И когда она поравнялась с вертикальной черточкой, Ковтунов скомандовал: «Огонь!» На какую-то долю секунды залп полка опередил оглушающий, протяжный грохот гвардейских минометов. А потом все потонуло в многоголосом, неистово сотрясающем землю и воздух громыхании.

Так продолжалось долго. Наступил рассвет, за ним — яркое летнее утро. А сотни артиллерийских и минометных стволов, соревнуясь в скорости, спешили выплюнуть положенное им по плану количество мин и снарядов, обрушивая на врага сотни тонн металла. Ковтунов знал, что бревна блиндажей и дзотов взлетают вверх вместе с «непревзойденной» немецкой техникой, обрушиваются траншеи и ходы сообщения, хороня под собой гитлеровских солдат.

…Два часа, не умолкая ни на секунду, длилась артиллерийская канонада, и в течение всего этого времени враг, подавленный ее небывалой мощью, молчал, затаившись, не смея ответить ни единым выстрелом. И когда смолкли последние, запоздалые залпы, ему понадобилось немало времени, чтобы оправиться, собраться с силами и в свою очередь обрушить огонь артиллерии и бомбовые удары авиации на наши позиции. Нет, он не отказался от наступления. Но сила удара уже была намного ослаблена, а прочные оборонительные сооружения помогли нашим войскам избежать больших потерь. И когда после артиллерийской и авиационной подготовки противника на передовую позицию двинулись его тяжелые танки и самоходные орудия, передовая позиция, молчавшая до этого, ожила и встретила их губительным огнем.

Плотный артиллерийский огонь обрушился на танковые и самоходные подразделения противника и еще до подхода их к передовой позиции из глубины советской обороны нанес им значительный урон и расстроил боевые порядки. Но, не считаясь с потерями, гитлеровцы неистово рвались вперед, и вскоре желтые приземистые «тигры» и широкие угловатые «фердинанды», окруженные тучами пыли, подошли к батарее Васильева. Завязался неравный поединок. Пушки батареи стреляли так часто, что казалось, огонь ведет целый дивизион. Один за другим стальные чудовища врастали в землю. Черный дым, смешиваясь с облаками пыли, столбами тянулся высоко к солнцу. Таких дымных столбов Ковтунов насчитал уже восемь. Но и батарее приходилось тяжело. Замолкла одна пушка. За нею другая…

Ковтунов увидел еще, что, бессильные атаковать батарею в лоб, фашистские танкисты стали обходить, обтекать ее с флангов. А потом управление огнем полка отвлекло его внимание от батареи Васильева. Весь поглощенный боем, он отрывался от стереотрубы только для того, чтобы отдать команду по телефону. Полк вел огонь по скоплениям пехоты и танков.

— Все кончено, — проговорил вдруг кто-то сзади. Ковтунов обернулся, вопросительно посмотрел на Иевлева и, поняв, что он говорит о батарее Васильева, перевел взгляд туда. На батарею уже ворвались танки противника и «утюжили» орудийные окопы. Ковтунов зло посмотрел на Иевлева:

— Нет, не кончено, наоборот, все еще только начинается! Передайте приказание первому дивизиону выдвинуться на прямую наводку, на рубеж номер три…

Прорвав передовую позицию, «тигры» и «фердинанды» устремились к первой траншее главной полосы обороны. За ними на укороченных дистанциях шли бронетранспортеры. Бой вступил в новую фазу. Ковтунов видел, что нескольким танкам удалось проникнуть в глубину обороны. Но это не вызывало у него особой тревоги. Он знал: танки далеко не пройдут, их встретят на очередных противотанковых рубежах и остановят. Беспокоило другое. Несмотря на огромные потери, враг систематически наращивал силу удара, вводил в бой все новые и новые резервы. Командующий артиллерией дивизии подполковник Николин сообщил Ковтунову, что на участок, обороняемый дивизией, гитлеровцы бросили до двухсот танков и самоходных орудий. Борьба становилась все более напряженной. Ожесточение с обеих сторон нарастало. Первая и вторая траншеи главной полосы обороны на отдельных участках оказались прорванными. По приказу подполковника Николина Ковтунов выдвинул на прямую наводку второй дивизион.