Николай Личак - Офицер артиллерии

Васильев бросил короткий взгляд на Ковтунова и не спеша ответил:

— Не по сердцу мне это. Бумаги, отчеты, сводки…

Ковтунов положил ему руку на плечо.

— Не хотел я тебе говорить до времени, ну, так и быть — перед боем скажу. Послал тебя на командира дивизиона. Думать надо, утвердят. Доволен?

— Вот за это спасибо! — оживился Васильев. — Это — другое дело. А штаб? Не-ет, не моя стихия.

— Да, кстати, как у тебя Урсунбаев? Что-то его не видно было? — спросил Ковтунов.

— Ничего, привыкает, — Васильев снова улыбнулся. — Со странностями парень. На днях во время артобстрела, смотрю, стоит во весь рост, побледнел, а не уходит. Испытывает себя, значит…

— Может, заменить?

— Нет. Теперь уж не надо, — решительно ответил Васильев, — обломается.

…Всю дорогу к себе в штаб Ковтунов шел в глубоком раздумье. Ведь не только он один знает о том, как тяжело придется батарее… Знает это и Васильев. Понимают и солдаты, и сержанты. Понимают — и в то же время так спокойны. Какие люди! Нет, такие не подведут, выстоят.

Ковтунов вспомнил, как вскоре после Сталинградской битвы полку вручили гвардейское знамя — символ высшей воинской чести. Его получил командир полка из рук члена Военного совета фронта. С предельной отчетливостью, со всеми мельчайшими деталями, в памяти воскресла незабываемая церемония… Вот командир полка преклонил колено. Взял в руки скользкий шелк алого полотнища и прижал его к губам. Вот произнес первые слова клятвы, и, повторенные вслед за ним всем полком, они прозвучали сурово и торжественно.

Теперь он командир и должен свято блюсти гвардейскую честь полка, боевую славу гвардейского знамени. И не только блюсти, но и приумножать ее в грядущих боях.

Не успел Ковтунов возвратиться от Васильева и поговорить с Михалевым, поджидавшим в блиндаже, как его срочно вызвал командир дивизии. Шел уже двенадцатый час ночи.

— Неспроста это в такое время, — устало проронил Ковтунов. — Ты уж подожди меня здесь, Николай Иванович, думать надо, привезу важные новости.

Так оно в действительности и случилось. Около двух Михалев, задремавший в блиндаже командира полка, проснулся, заслышав шум подъехавшей машины. Войдя, Ковтунов, не раздеваясь, сел на койку и начал рассказывать. Глаза его блестели.

Чуть склонив голову набок, не перебивая, Михалев выслушал командира.

На участке соседней дивизии был захвачен немецкий сапер, разминировавший проходы. Пленный показал, что сегодня, пятого июля, ранним утром гитлеровцы начнут большое наступление. Его показания подтвердились и из других источников. В связи с этим Верховное Главнокомандование приняло решение за несколько часов до того, как гитлеровцы перейдут в наступление, нанести по их боевым порядкам мощный удар артиллерией и авиацией.

— В контрартподготовке и мы принимаем участие, — заключил Ковтунов.

— Так, — сказал Михалев и поднял глаза на Ковтунова, — значит, надо готовиться? До рассвета-то времени осталось всего ничего!

Ковтунов снисходительно улыбнулся.

— Да у нас же все готово. Огонь будем вести по целям, запланированным для артподготовки. Понимаешь? А спланировать заново мы бы и за целый день не успели.

— Понимаю… Но не совсем. Значит, от наступления мы отказываемся, что ли?

— Да нет же! — нетерпеливо перебил Ковтунов. — Задача состоит в том, чтобы не допустить прорыва противника к Курску, обескровить его ударные группировки и затем перейти в контрнаступление. А наступать мы будем, в этом я уверен. Ведь не для обороны же все рощи и овраги в тылу забиты танками, самоходками, артиллерией? Сам видел, когда на полигон ездил.

— Так, — снова произнес Михалев, внимательно слушая, — ну а если немцы откажутся от наступления после нашей этой контрартавиаподготовки? Черт, слово-то какое, язык поломаешь, — рассмеялся он.

— Думать надо, не откажутся. Не могут отказаться, Николай Иванович. Раз уж машина приведена в действие, ее трудно остановить. Ведь сосредоточены огромные массы войск, техники, подвезены боеприпасы, составлены планы… Переигрывать теперь им поздно. — Ковтунов поднялся. — Однако надо собираться на НП. Уже третий час.

— И я с тобой, Георгий Никитич? — спросил Михалев.

— Нет. Я думаю, тебе лучше пойти на огневые… К Лебеденко. Он у меня будет подручным, и надо, чтобы там было все в порядке. Ведь может быть всякое… Не исключено, что немцы кое-где прорвутся. Особенно танки. И на этот счет жесткий приказ: назад ни шагу, пехоту отсекать от танков. Сами-то они далеко не уйдут, на тыловых рубежах их расстреляет артиллерия. Так и разъясни всем в дивизионе.