Евгений Моисеев - Нашу память не выжечь!

Отсюда хорошо было видно охрану с автоматами. Охранники стояли через каждые десять метров за пределами лагеря, вдоль стройки.

Одеты мы были очень плохо: жакетка (маринарка) с номером и красным треугольником на левой стороне и полосатые брюки также с номером на левой стороне. На ногах деревянные подошвы-клюмбы. Сильно страдали от холода, простужались, болели разными болезнями. Измученные изнурительным трудом, истощенные люди не выдерживали и погибали.

В середине марта после аппеля и скудного завтрака нас, как обычно, с криками, подгоняя плетками, выстроили в колонну, чтобы идти на работу. Я с ребятами оказался в конце колонны. К нам подошел высокий молодой мужчина. Как мы позже узнали, это был поляк Владек Томчик, блоковый барака № 5. Четверых самых маленьких, щуплых, худых он отобрал и повел по территории в конец лагеря, а все колонны быстрым маршем ушли работать на строящуюся площадку. Пройдя через всю территорию лагеря, мы подошли к бараку, в котором находилась столярная мастерская (тишлерай). В ней увидели возле окон верстаки, в центре – пилораму, за ней – рабочие стеллажи, на которых находились различные инструменты для столярных работ. Тут же стоял сверлильный станок. Владек Томчик познакомил нас с Казимиром Краковским, старшим в столярке, с Чеславом Нарушевичем – он сидел в конторе, и с мастером Романом Ольшевским, который нам рассказал о различных видах работ. Я, Владимир Куницкий, Николай Попов и Павлик, украинец, должны были изготавливать ящики, нары для строящегося нового лагеря, делать клетки для кроликов, деревянную обувь (колодки-клюмбы) и выполнять другие виды работ.

Кроме нас в мастерской работали несколько узников-поляков, с которыми у нас установились хорошие взаимоотношения. Они были добрые и душевные люди. Здесь, по крайней мере, мы работали под крышей и не зависели от капризов природы. Работали мы много, научились выполнять все виды работ. Мастер к нам относился хорошо, но особенно почему-то был расположен ко мне. Может быть, потому что я был младше своих друзей на год. Как-то стал меня расспрашивать, кто я, откуда, кто родители. Я понял, что вызываю у него доверие, и не ошибся.

Однажды, взяв специальный чемоданчик с инструментами, мы отправились на участок, где требовалась наша столярная работа. Минут через 20–25, не доходя до крематория, мы увидели штабеля трупов, накрытых большим грязным полотном. Их приготовили к уничтожению. Пройдя несколько метров, мы подошли к работающим узникам, которые разбирали, сортировали обувь прибывших заключенных. За их работой наблюдал и подгонял капо. Нам нужно было отремонтировать большой ящик, куда складывалась отсортированная обувь. Чуть дальше, в стороне от лагеря, проходила узкоколейная дорога. На рельсах стояли два вагончика с поездом. В них загоняли узников, закрывали двери, поезд отходил, и в это время включали газ. После трупы выбрасывали и отправляли в крематорий, а поезд возвращался назад.

Об этой экзекуции я знал от старожилов лагеря, но, когда увидел вагончики своими глазами, да еще горы обуви несчастных, обреченных на страдания людей (а совсем рядом дымился крематорий), ненависть к фашистам и их злодеяниям перед людьми невыносимой болью пронзила всю мою душу. Шли молча, каждый был в своих мыслях и переживаниях.

Примерно через месяц в столярку поступила заявка на ремонт нар в женском лагере. И снова Ольшевский взял меня с собой. Мы пришли, когда все женщины были на работе. Вошли в первый барак, находившийся недалеко от штрайштубы (канцелярии), осмотрели нары, определили, что нужно отремонтировать, сделали замеры. Мы уже уходили, когда из штрайштубы вышел человек. Увидев нас, подошел поближе, поздоровался с мастером Ольшевским, внимательно посмотрел на меня, добрыми, не злыми глазами. В руках у меня был чемоданчик с инструментами. Роман Ольшевский сказал, что я русский и работаю у него в столярке.

Так я познакомился с Боликом Петровским – поляком, работающим в канцелярии. Позже я узнал, что он в силу своих возможностей в штрайштубе помогал полякам и русским. Так, с его помощью в столярную мастерскую были устроены три советских летчика, которые летом 1943 года прибыли в лагерь с группой советских офицеров. Им приказали пришить ляуфпункты на левую сторону груди, на спину и левую штанину.

Таких отличий до них никто еще в лагере не носил. Это были эмблемы на квадратной тряпице: черный круг, несколько меньший красный, а в центре белый. Словом, настоящая мишень, как в тире, только диаметром 12 сантиметров. При малейшем подозрении любой охранник обязан был стрелять в носителя мишени. Александр Пасин был из Москвы, Костя Шитов – из Горького, а Юрий Цуркан – из Одессы. Они проработали в столярке около двух месяцев. За это время я с ними очень подружился, и мы оставались добрыми друзьями до конца их жизни.