Питер Устинов - Побежденный. Рассказы

Неуверенный в себе полковник лопотал:

— Что бы ты ни говорил, кажется невероятным, что группа ребят может учинить такое в часы занятий. Я не могу назвать это воспитанием.

Больман покровительственно рассмеялся.

— Ну что вы, полковник, это составная часть воспитания. Я уважаю ваши воинские достоинства, однако должен напомнить вам, что времена переменились, и людям в соответствии с ними тоже надо меняться. Весь геополитический вопрос, тем более расово-историческая область являются совершенно новыми сферами обучения и воспитания.

В прежние времена юноша, интересующийся банковским делом, изучал коммерцию и финансы, даже не задумываясь об их расово-исторических аспектах. Однако с приходом к власти национал-социалистов исследования таких светочей, как гаулейтер Штомпфль и профессор Шлайф, не говоря уж о фольксгеноссе Розенберге, раскрыли тайную панораму иудейско-левантинской деятельности в финансовом мире. Знаете, впечатление такое, будто знакомую тебе картину отправили на реставрацию и реставратор, очищая ее, обнаружил под ней другую — гнусную, отвратительную. Тайная панорама всемирного еврейского заговора опутывает, словно паутина, всю финансовую структуру цивилизации, подавляя всяческое противодействие изощренной системой наибольшего благоприятствования для своих, финансовыми войнами ради собственных зловещих выгод, использованием национального языка, так называемого идиш, для своих международных связей. Этот язык знает половина американских банкиров, половина кремлевских комиссаров, и они находятся в постоянном контакте друг с другом.

Под ширмой международной политики неустанно действует еще более опасная организация, Ротшильды и их собратья, не питающие преданности ни к чему, кроме денег. Говорят, Дизраэли был британским патриотом. Да ведь он обманывал даже британскую разведку! Кому принадлежат акции Суэцкого канала? Фамилии владельцев, возможно, нееврейские, но они служат иудейско-левантинским интересам, используя французский и английский флаги в качестве прикрытия. Возьмите дело Дрейфуса…

— Дрейфус был невиновен, — перебил полковник.

— Невиновен! — зарычал Больман. — Единственный раз этот заговор вышел наружу; и когда достойные французские офицеры попытались сделать достоянием общественности ужасающее положение дел, эта же самая иудейско-левантинская организация удержала руку французского правительства, угрожая ему банкротством, и обвиняемый был оправдан.

— У тебя есть доказательства этому?

— Доказательства! Да об этом знает вся партия! Думаете, наша инфляция была вынужденной? Экономически неизбежной? Никоим образом. Она была устроена этими самыми интернационалистами.

— Но зачем? — спросил полковник, уже заинтересованный всерьез.

— Чтобы спровоцировать нас нарушить договор и начать перевооружение. Они хотели хаоса в Германии, за которым бы последовали революция и вторая война. В их интересах было, чтобы началась гонка вооружений, чтобы они могли оказать нам финансовую поддержку, а когда бы мы достаточно окрепли, чтобы угрожать другим странам, — помогать им. Зловещий план этого заговора состоит в том, чтобы поддерживать паритет сил для успешных сделок с обеими сторонами.

— Какое ужасное положение дел, — сказал полковник.

— Да, но мы их одурачили, — продолжал Больман, и в голосе его слышалась холодная улыбка. — Они не думали, что революция будет национал-социалистической, что мы возьмем власть, затянем пояса и будем изготавливать оружие сами, без их помощи изгоним эту болезнь из своего организма. Наш долг не только освободиться самим, но и освободить все человечество.

— Другими словами, тебя не возмущает, что Ганс принял участие в разгроме еврейской лавки.

— Возмущает? Из этого следует, что он преданный ученик и замечательный сын.

— Ну, я мог бы понять, если бы они громили большой магазин или банк, но кондитерскую лавку?

— Кто может знать, где находится голова змея? При таком изощренном заговоре можно предположить, что она спрятана в самом неожиданном месте. Нет, дорогой полковник, нас обманывали больше тысячи лет. Чтобы обезопасить себя, мы должны уничтожить весь заговор без сентиментальных соображений.

— И все-таки вряд ли достойно нападать на маленькую лавчонку.

— А достойно обрекать на голод тысячи мелких лавочников, устраивая инфляцию?

— Нет. Наступила пауза.

— Полковник, — вновь заговорил Больман, уже любезнее, — рано или поздно это нужно сделать. Зачем ждать? Это только подорвет наши силы. Когда настанет время, нам потребуются вся наша фанатичная смелость, все наши железная дисциплина и солдатские доблести. Тогда поздно будет беспокоиться о сорняках в нашем огороде.