Питер Устинов - Побежденный. Рассказы

Доктор Дюльдер был поражен и не скрывал этого.

— Геополитическую правомерность разгрома кондитерской лавки? — переспросил он.

— С вашего позволения, да. Разгромить лавку, так как знаешь, что не будешь наказан, недостаточно. Необходимо понимать и геополитическую сторону вопроса. Чюрке думал о разгроме лавки только потому, что ему доставляло удовольствие разбить витрину. О том, почему это делает, он не думал.

— С каких это пор ребята вашего возраста задаются вопросами философского порядка? — спросил доктор Дюльдер.

— Если кто-то из нас не задается ими, то должен задаваться.

— Хмм. Ты не против разгрома еврейской лавки, однако против духа, который он носил. Так?

— Да. Против того, что это было сделано бездумно, как я уже сказал, без учета геополитических… геополитических вещей…

— Ради Бога, помолчи о геополитике! — выкрикнул доктор Дюльдер. — Не употребляй слов, значения которых не знаешь.

— Вы сами говорили, что наша геополитическая участь глядит нам в лицо, и когда на перекличке назовут наши фамилии, мы должны ответить: «Здесь!».

Доктор Дюльдер в отчаянии провел рукой по лбу.

— Стало быть, ты все запомнил? Я иногда упускаю из виду, что обращаюсь к детям. Однако хорошо, что ты сказал о шприце. Это поможет мне удержаться на своей должности.

— Позвольте сказать.

— Говори.

— Вы неправы, думая, что я употребляю слова, значения которых не знаю. Герр Фельдман еврей, следовательно, соучастник всемирного иудейско-левантинского заговора, который принес много бед через Дизраэли и Дрейфуса.

— Дрейфуса?

— Да, когда он был несправедливо оправдан. Кроме того, еврейские врачи крали изобретения немецких врачей, и это тоже часть иудейско-левантинского заговора.

— И все это, полагаю, является частью геополитических аспектов разгрома кондитерской лавки?

— Совершенно верно.

Доктор Дюльдер слегка повеселел.

— Винтершильд, — спросил он, — ты уже решил, кем хочешь стать?

— Пойду в армию, как мой отец. Доктор Дюльдер улыбнулся.

— Ты доказал, что способен сражаться. И к тому же сознаешь, против чего сражаешься. Только оставь разгром лавок слабакам. Когда наступит время, тебе придется сражаться кое с чем посерьезней.

— Да, конечно. Спасибо.

— И вот что, Винтершильд.

— Слушаю.

— Возьми почитать эту книгу. Я принимал участие в ее составлении. Она называется «Аспекты расового очищения в наших восточных землях в эпоху геополитического сознания». Предупреждаю, чтение нелегкое, но ты явно серьезный мальчик, и в тебе нет ничего дурного, кроме незрелости, мыслишь правильно, но примитивно. Упоминая Дизраэли и Дрейфуса, ты касаешься только внешней стороны проблемы, невероятной в своей сложности и значительности. Если возникнут вопросы, спрашивай не колеблясь. И пожалуйста, больше не дерись. Наращивай мускулы для будущего.

Теперь, когда Чюрке оказался дискредитирован, Ганс преуспевал в роли вождя и властвовал, не имея нужды пускать в ход шило. Книгу, которую ему дал доктор Дюльдер, он перечел несколько раз и ничего в ней не понял; сам по себе этот поступок свидетельствовал о твердом характере и упорстве. Оказавшись неспособным ее понять, Ганс нашел наилучший выход — заучил несколько отрывков наизусть. При желании мог назвать точный процент смешанных браков в Померании в первом квартале 1935 года. Смешанных означало, разумеется, еврейско-арийских.

Уничтожение еврейской собственности Ганс оставил старшим, а вместо этого организовал в школе дискуссионные группы, где в ожидании, пока настанет der Tag [4] День (нем.). , обсуждались все фазы текущих геополитических проблем. Времени для пробуждения полового инстинкта у него было мало, поскольку интерес к происхождению девушки, а не к ней самой, делает ухаживание несколько затруднительным. Разумеется, Ганс ходил на танцы, однако после первых вступительных фраз ловил себя на том, что ведет речь о будущем — не своем и не девушки, а Рейха. Девушки, которые выносили это, вряд ли могли заманить его в постель.

Ступни у Ганса были большими, танцевал он неуклюже. Однако девушки нравились ему, он с живым интересом смотрел на них как на будущих матерей, любовался изысканной грациозностью их движений, столь чуждой мужчинам. Почти каждую привлекательную раздевал взглядом. При этом на его щеках появлялся стыдливый румянец.

Привлекали его внимание и статуи. В парке была статуя водной нимфы, она стояла на коленях и с выражением неописуемой нежности на лице держала на ладони кувшинку. Груди у нее были твердыми, крепкими, шея очень красивой, изящно выгнутая талия казалась почти живой. Ганс не имел бы ничего против такой жены — которая не произносит ни слова и находит такую радость в обыкновенной кувшинке. Он изливал все свои чувства на нее и ходил на вечеринки только потому, что его приглашали.