Питер Устинов - Побежденный. Рассказы

— Не имею ни малейшего представления.

Ганса весть о самоубийстве Хайсе оставила почти равнодушным. Он знал его как врача, но был слишком юн, чтобы знать как друга. Так или иначе, из школы ушло трое учителей, и вопросов никто не задавал. Не спрашивать, как и почему, становилось нормой.

Попозже фрау Винтершильд, не удержавшись, позвонила фрау Хайсе, чтобы узнать подробности трагедии. Полковник не решался спрашивать, что ей стало известно, но его жена выложила все по собственной инициативе.

— Бедная Агнета держится замечательно, — сообщила фрау Винтершильд, — однако сообщила мне только, что вчера доктор был в хорошем настроении, потом к вечеру ему кто-то позвонил, и этот разговор, кажется, привел его в уныние. Примерно через четверть часа после его смерти за ним приехали гестаповцы.

— Какая трагедия, — произнес полковник.

На другое утро, в пятницу, Ганс объявил, что может идти в школу. Полковник сказал, что рад этому. Перед самым уходом мальчик взволнованно напомнил отцу, что это день получения карманных денег. Полковник полез в кошелек и дал сыну марку.

— Не ешь слишком много шоколада, — предупредил он. Ганс, не говоря ни слова, выбежал на улицу и со всех ног помчался в скобяную лавку, где купил перочинный нож с шилом. В школу он опоздал на десять минут.

В половине двенадцатого началась обычная пятнадцатиминутная перемена. Чюрке при всеобщем любопытстве неторопливо подошел к Гансу и спросил:

— Как рука, солдат?

— Как спина, трусишка? — ответил Ганс, слегка ошарашенный собственной смелостью.

Что такое?

Остальные ребята изумленно переглянулись. Несколько самых робких вышли во двор.

— Кажется, наш герой вздумал дерзить, — протянул Чюрке. — Ну что ж, раз кровопускание так воодушевляет тебя, мы его повторим.

Он неторопливо открыл парту и достал знаменитый шприц.

— Иди сюда. Пора делать укол.

Ганс не двинулся с места.

— Не только дерзить, но и не слушаться, — прорычал Чюрке, приближаясь к нему.

Ганс достал нож и открыл шило.

— Нож против иглы, — сказал Чюрке, — это нечестно.

— Знаю, потому буду действовать шилом, — ответил Ганс. — У него нет лезвия, только острый кончик, как у твоей иглы.

— Советую передумать, — неуверенно сказал Чюрке, — и согласиться на легкую операцию: Будет не так больно.

— Ну, давай, — прошептал Ганс сквозь стиснутые зубы. Они кружили друг перед другом, ребята расступались.

Неожиданно Чюрке сделал финт, целя в верхнюю часть тела, но внезапно направил удар в нижнюю. Своим грязным умишком он понимал, что угроза удара ниже пояса заставит съежиться даже самого смелого мужчину. Однако испугать Ганса ему не удалось. Ганс увидел направление выпада и нанес удар сверху вниз, поранив тыльную сторону ладони Чюрке. Задира с воплем отдернул к животу руку, выронив шприц. Ганс наступил на него, раскрошив стекло, а затем бросился на Чюрке. Когда оба повалились на пол, он остервенело колол и колол противника. Чюрке орал, что драка теперь стала нечестной, но Гансом владела только одна мысль.

— Встать! Встать сейчас же! — Это прокричал доктор Дюльдер. — Здесь что, школа или бродячий зверинец?

Оба мальчишки робко поднялись на ноги, тяжело дыша. У Чюрке были раны на руке и на лице, по виску текла струйка крови.

— Приведите себя в порядок! — крикнул директор. — Винтершильд, пошли ко мне в кабинет.

Доктор Дюльдер бушевал добрых пять минут, а потом слегка успокоился и потребовал объяснений.

— Видите ли…

— Стоять «смирно», когда разговариваешь со мной!

— Должен сказать вам, Чюрке очень долго держал в страхе весь класс.

— Ты считаешь, что наушничество похвально?

— Нет, и потому решил исправить положение сам. Я не пришел с жалобой. Вы спросили меня.

— Не смей дерзить! Чюрке не особенно умен, но не всем же быть выдающимися. Его отец занимает высокий пост в министерстве путей сообщения. Положение очень щекотливое. Я должен знать причину вашей драки.

— В тот день, когда впервые пришли, вы отпустили нас с уроков пораньше. Чюрке обычно запугивал весь класс шприцем с иглой…

— Шприцем? Это может быть очень опасно. Что он делал?

— Изображал, что делает укол, когда мы не подчинялись ему. И в тот день, когда вы отпустили всех с уроков, заставил пойти разгромить кондитерскую лавку Фельдмана.

— Ты был этим недоволен?

— Нет. Я был недоволен тем, как это делалось. Бездумно, не принимая во внимание историческую и геополитическую правомерность такого поступка.