Алексей Гарри - Рассказы о Котовском

Хорошенькая сестра второго полка Шурочка, разорвав гимнастерку, перевязывала комбригу раненую грудь, фельдшер Хошаев накладывал ему жгут на правую руку. Врача здесь не было, он оставался в Медном.

Котовский потерял много крови, ему было больно. Еле внятно он выговорил:

— Кто в оцеплении штаба?

— Взводы Ведрашко и Ткаченко…

В деревне началась стрельба второй полк громил пеших бандитов, отдыхавших в избах. Отстранив медиков, которые, волнуясь, мешали друг другу, комбриг приказал:

— Коня!

Ординарец подвел Орлика. Котовский взялся левой рукой за луку, правая, закрученная жгутом, повисла плетью в набухшем от крови рукаве. Силы изменили комбригу. Сесть в седло он уже не смог.

— Подсадите же меня, что стоите!

Ленька вдел ногу комбрига в стремя, но тот стал падать навзничь, закрыв глаза…

Маштава вынес из дома мельниково кресло. Комбрига усадили. Стрельба на улицах деревни тем временем разгоралась.

Котовский раскрыл глаза и взглядом отыскал Леньку.

— Поезжай к Чистякову, — выговорил он, превозмогая боль, — я догоню…

Начинало светать, село окутывалось туманом, поднимавшимся из оврага.

У церкви выстроились эскадроны первого полка.

Командир дивизиона Чистяков выехал на середину улицы. Ленька подъехал к нему:

— Что же ты стоишь?

— Жду приказа! — ответил Чистяков невозмутимо.

— Какого приказа?

— А я был полчаса назад в штабе, Маштава сказал будет приказ!

— Ты на совещании был?

— Был…

— Вот там тебе и был приказ атаковать бандитов, которые окажутся в конном строю! Мало ли что Маштава наболтал, напутал он, короче говоря, или ты его не понял! Где банда?

— А черт ее знает, ты из штаба едешь, тебе лучше знать!

— Что, никто не проходил здесь?

— Прошел второй полк… И все! Больше никого не было!

Ленька и Девятый переглянулись.

— Откуда второй полк — изумился порученец комбрига. — Он в деревне бой ведет. Слышишь Он расседлан…

— Второй полк прошел, — повторял упрямо Чистяков, — Гиндин его выводил!

Ленька снова уставился на Девятого:

— Кто? Гиндин? Да ты что…

Эскадронный пожал плечами.

— Ничего не пойму… Гиндин не Гиндин, пошли! Эй, трубач!

Шурка сыграл сигнал «рысь», эскадроны тронулись за командирами. Когда добрались до околицы села, над ними как будто разверзлось небо по голове колонны ударило сразу несколько станковых пулеметов. Пули летели высоко, прицел, к счастью, был взят неправильно.

Командиры придержали коней. Трубач, весьма развязный мальчишка, счел своим долгом высказаться:

— Ишь, как гладко строчат, когда по своим! Ни одной задержки, так и шпарят… Только высоко берут, стрелять не умеют!

Ленька глянул на Девятого, сказал с досадой:

— Да слезь ты, бога ради, торчишь, как столб! Из-за тебя посекут нас…

Эскадронный, сидя на коне, высокий и худой, был действительно головы на две выше своих спутников и представлял собою великолепный ориентир для пулеметчиков. Он покорно спешился…

А мальчишка-трубач, соскочив с коня, кинув повод на руки Девятому, пригибаясь, побежал вперед и тотчас же скрылся за туманной завесой. Он несся, почти ничего не видя перед собой, спотыкаясь, падая и поднимаясь снова. Туман здесь был так густ, что серебряная труба, болтавшаяся у него за плечами, сразу же стала влажной.

Наконец он достиг цели оба пулеметных эскадрона были выстроены веером справа и слева от дороги, фронтом к деревне. К трубачу подъехали командиры.

— Что случилось — спросил начальник пулеметной команды первого полка Слива. — Ты откуда взялся?

Шура в двух словах рассказал, что произошло в штабе, впрочем, он и сам очень мало знал об этом. Вынырнув из тумана, прискакали Ленька, Чистяков и Девятый. Ленька еще издали снял кубанку и поклонился:

— Спасибо, пулеметчики, на славу поработали!

Потом спросил:

— Где банда?

Опять повторилась старая история банды не было, прошел второй полк, вел его Гиндин. А пулеметчики согласно приказу открыли огонь, как им показалось, по антоновцам. Девятый, уже начиная догадываться, что произошло, спросил деловито:

— Ну, хорошо… Какой эскадрон шел головным На этот вопрос командиры-пулеметчики ответить не могли. Только Эберлииг, от второго полка, неуверенно произнес:

— Гиндин, как проходил мимо, крикнул мне «Привет!» — и еще рукой помахал… Я же не пьяный… А какой эскадрон… Сам видишь, темно, туман вдобавок!

Но тут со стороны леса появился и сам Гиндин. Фуражку он повернул козырьком назад; командир второго полка был бледен, лихорадочно блестели глаза. Задыхаясь от волнения, заикаясь и путая слова, он объяснял: