Алексей Гарри - Рассказы о Котовском

Котовский сидел в кресле. Он, видимо, страдал, лицо его осунулось, глаза провалились. И все же, завидев своего порученца, нашел в себе силы пошутить:

— Я как на троне! Становись на одно колено и целуй руку! Что у Чистякова? Кончили?

Ленька рассказал все, что ему было известно. Случай с Гиндиным он ловко обошел.

В это время, из первого полка примчался связной мадьяр Спачил. На ломаном русском языке он доложил все поле от Кобыленки до леса усеяно бандитскими трупами. Первый эскадрон Скутельника прочесывает деревню Подыскляй…

— Ясно, — прервал его комбриг, — сколько бандитов ушло, по-твоему?

— Человек тридцать… — неуверенно ответил Спачил.

— Наши потери?

— Есть раненые…

Котовский кликнул Маштаву:

— Пошлите к Чистякову двух связных из взвода Ведрашко, передайте мой приказ пусть возвращаются немедленно, в лес чтобы не смели соваться, мы не знаем, сколько там еще осталось бандитов… Не беда, теперь уж сами явятся с повинной!

Леньку отозвал в сторону Симонов.

— Увози, ради бога, комбрига, — заговорил он нервно. — Его нужно сейчас же в Тамбов! Может руки лишиться! Рана в груди чепуха, в мякоть! А вот в правой руке кость раздроблена… Фельдшер говорит сейчас же операцию нужно!..

— Где Матюхин? Нашли труп?

— В дом нельзя войти, кто-то еще есть живой, стреляет!.. Матюхин ушел!

Ленька остолбенел.

— Как это ушел?

Симонов и подошедший Ткаченко рассказали в самый разгар стрельбы из комнаты, выбив головой оконную раму, выскочили двое. Один, опрокинув часового, кинулся через огород к оврагу, другой придушил кавалериста оцепления и тоже скрылся.

— Сделали этому раззяве искусственное дыхание, отошел. Говорит, душил его бандит с черной бородой… А ведь, помнишь, черная борода только у Матюхина была, так?

К Симонову присоединились Гажалов и Борисов. Начальник особого отдела взволнованно заговорил:

— Увози его, ради бога, Леня! Этих найдем, они — ранены, целый эскадрон спешили на поиски, рыщут по кустам. Ему ничего не говори, пусть спокойно едет… Рука-то ведь правая, не шутка!

Уже подали тачанку, спинку сиденья застелили периной. Железный организм Котовского боролся с недомоганием, но тщетно то и дело комбриг терял сознание. Его подняли на руки, усадили. Ленька поместился рядом с ним, с ездовым сел кавалерист с ручным пулеметом между коленями.

Ездовой оглянулся. Борисов махнул рукой, крикнул:

— Трогай! До станции шестнадцать километров… Гони вовсю!

Кровные красавцы гнедые рванули с места. Откинувшись назад, с огромным трудом ездовой осадил их с галопа на размашистую рысь. Тачанка понеслась по деревенской улице…

За селом дорога сворачивала вправо, к станции. Котовский открыл глаза и в последний раз глянул на Кобыленку над селом стоял черный столб дыма… Тогда комбриг сразу пришел в себя. Левой рукой он дернул ездового за пояс, крикнул:

— Поворачивай обратно!

Ездовой, чуть сдержав коней, оглянулся что делать, кого слушать.

Ленька уговаривал Котовского:

— Григорий Иванович, зачем возвращаться, к чему Тушить И без вас погасят. А руку потеряете…

Котовский сдался. Он только сказал:

— Я боюсь, что эти черти деревню спалят сгоряча…

Порученец заметил убежденно:

— Почему же всю деревню Ну, загорелось что-то, сами и зальют огонь… Что вы беспокоитесь Там Борисов, Гажалов, Попов — человек рассудительный, комиссары полков… Не допустят безобразия!

Комбриг фыркнул:

— Комиссары полков! Данилов ранен, лежит пластом! А Шурка Захаров Ему самому комиссар требуется… Он такое может натворить, если вожжа под хвост попадет…

Тачанку подбросило на кочке. Котовский громко застонал. Ездовой обернулся:

— Тише ехать, что ли Вишь, как ему больно!

Григорий Иванович расслышал. Вяло повел левой рукой. Пробормотал:

— Гони вовсю, не обращай на меня внимания.

Потом он продолжал:

— Сегодня-завтра будет объявлено о добровольной явке бандитов, об общей амнистии. Для этого Антонов-Овсеенко и приехал в Тамбов. Ты понимаешь, что может наделать один глупый поджог Сорвать, скомпрометировать всю эту затею!..

Он помолчал. Тачанку снова тряхнуло. Котовский схватился левой рукой за рану.

— Кобыленка — бандитский вертеп! Нисколько мне их не жалко, — бормотал он. — Это звери! Но мы не имеем права распускаться, давать волю чувству мести… Ведь мы не только солдаты, мы еще и большевики! Надо соображать…

Тачанка мчалась вперед как вихрь. Гнедые кони шли в ногу, мерно печатая шаг, тем неподражаемым, будто математически рассчитанным аллюром, который отличает бег единственных в мире кровных орловских рысаков…