Вадим Пеунов - Об исполнении доложить

И все, кто был в машине, затаили дыхание. Многие слыхали о делах подполья… Поговаривали, что партизаны взорвали в Светлово комендатуру, под Ивановкой разгромили вражеский гарнизон. Ходили по рукам листовки. Кто-то помогал уклоняться от отправки в Германию мальчишкам и девчонкам. Обо всем этом оповещали строгие и сверхстрогие приказы оккупантов. А люди читали те приказы и радовались: борется с фашистами Донбасс, не покорился он врагу!

Никитин зашептал:

— Николай Лаврентьевич, мы должны попытаться бежать. Навалимся на охрану и — кто куда. Может, кому-то повезет. Ну, договорились? Я начинаю, а вы все за мною. Согласны?

— Да-да, стоит попытаться… Обязательно.

— Вы слышите? Это приказ руководителя подполья!

Николай Лаврентьевич понимал, что у него нет никаких шансов спастись. Пытки настолько ослабили его, что он и стоять-то твердо не мог. Кружилась голова, в глазах багровые круги… Но об этом он умолчал. «Зачем напрасно волновать людей? Мне они уже не помогут, пусть сами бегут. Жаль, не доведется больше увидеть сына и Оксану…»

Приехали. Машина остановилась, задняя дверка распахнулась.

Ночь. Голый зимний лес. Деревья окаменели от мороза.

— Николай Лаврентьевич, ко мне поближе, ко мне!

Ров. Глубокий, длинный ров. Его вырыли бульдозером.

Солдаты. Редкой зловещей цепочкой солдаты. Они не спеша гонят осужденных к черной кромке свежевырытой земли.

И вдруг:

— Бе-ей их!

Взрыв ярости. Откуда у Николая Лаврентьевича и силы взялись. Он грудью наскочил на ближайшего конвойного, свалил его в снег, хотел вырвать автомат, но тот цепко держал оружие. Подоспел Никитин. Хлестким ударом оглушил конвойного.

И тут загремело дружное «ура». Ударили вразнобой автоматы, завизжали пули.

— Скорее, скорее, — торопил Никитин, увлекая Сомова за собою.

Тот понял: пришло неожиданное спасение. «Свои…» Но где они? Сколько их?

Конвойные залегли, открыли ответный огонь по горстке наступавших.

— Бежим! Ну! Что же вы! — Никитин тащил Сомова за рукав ватника.

Но как тут бежать. Под ногами рыхлый снег, а под тонким его покрывалом плотный наст. Иногда он проваливался, и нога по колено влезала в узкую ловушку.

Николай Лаврентьевич задыхался. Бешено колотилось сердце. Он остановился, чтобы передохнуть. Появилось желание присесть. Но Никитин не позволил.

— Вы что! Сядете — не подниметесь потом. Надо уходить! Быстрее!

Добрались до балочки, спустились в нее, на дне скопился снег, но он слежался, так что идти было можно.

А позади них кипел короткий жестокий бой. Поняв, что пришла нежданная помощь, обреченные набросились на своих палачей. По трое, по пятеро на каждого. Душили, били чем попало: ногами, кулаками, комьями смерзшейся земли. Они гибли под пулями, но уцелевших не останавливала смерть других, их вела в атаку ярость.

Никитин с Сомовым в это время все дальше уходили от опасного места. Николай Лаврентьевич едва тащился. Когда выбрались из балки, силы совсем покинули его.

— Не могу… Все… — он сел в снег и начал лихорадочно сгребать его в пригоршни, совать в рот.

— Поднимайтесь! — приказал Никитин.

— Я… не могу…

— Поднимайтесь, слышите! — Никитин схватил Николая Лаврентьевича за грудки, с силой тряхнул. — Гитлеровцы быстро спохватятся, начнут прочесывать местность. Спасение в одном — уйти как можно дальше.

Обхватив правой рукой плечи Никитина, Сомов с трудом поднялся.

Часа через два вышли на дорогу, накатанную санями. Под ногами поскрипывал снег.

— Узнаете местность? — спросил Никитин.

— Кажется, за пригорком — шахтерский поселок Горовое.

— Есть у вас там свои?

— Когда-то были… Теперь не знаю.

— Зайдем в первую попавшуюся хату. Старые ваши квартиры-явки могут быть под наблюдением.

Но Сомов опять сел. И в этот раз уже никакая сила не могла поднять его.

— Все… Извините, Ярослав Игнатьевич… Видимо, такая моя судьба.

— Я не оставлю вас тут! Поднимайтесь! — Никитин вдруг хлестнул Николая Лаврентьевича по щеке. Еще раз, еще. — Поднимайтесь! Поднимайтесь!

Николай Лаврентьевич не обиделся. Только вдруг заныли перебитые и распухшие пальцы на руках, опалило огнем истерзанную спину. Он заплакал. Навзрыд. Взрослый мужчина, мужественно перенесший столько пыток, рыдал.

Никитин перекинул трофейный автомат за спину, заставил Сомова привстать и ловко взвалил себе на плечо. Поднатужился, крякнул, поднялся. Постоял, потом пошел вверх по косогору. За бугром действительно был поселок. Его домики — будто черные мазки по белому полю. Ни огонька. Кажется, здесь уже век никто не живет.