Михаил Зайцев - Прыжок в ночь

Тогда второй сошел с большака и медленно пополз на наши окопы. Под огнем наших пулеметов бежавшие за ним фрицы залегли, но продолжали вести сильный автоматный огонь. Лязгая гусеницами, облепленными землей, выбрасывая клубы синеватого газа из двух выхлопных труб, своей страшной тяжестью танк вдавил в землю, бессильное против его лобовой брони противотанковое ружье с расчетом и, покачиваясь, пополз к следующему окопу. Этот окоп был метров на десять впереди и чуть правее нашего. Двое десантников из третьего взвода, растерявшись, выпрыгнули из него и хотели убежать, но были тут же убиты.

Земля прогибалась под танком, его лязгающие гусеницы рвали и подминали молодую зеленую траву и наползали все ближе и ближе. В смертельной тоске заныло сердце. Огромным усилием воли разорвал я путы страха и, не спуская глаз с танка, нагнулся, чтобы взять противотанковую гранату со дна окопа. Гранаты на месте не было. Удивленный, вскинул глаза на своего друга. Повесив автомат на шею и держа в обеих руках по гранате, он стоял, пригнувшись над бруствером окопа, и неотрывно следил за танком. Жесткое, непреклонное выражение застыло на лице Виктора. Я не успел до конца осознать задуманного им, как он легко выпрыгнул из окопа и, опираясь на локти, пополз навстречу железной громадине.

- Назад? Куда, ты? - закричал я не своим голосом.

Пули вспарывали впереди и позади его землю, а он продолжал ползти. Достигнув окопа убитых десантников, Витя забрался в него и притаился. Десятки наших глаз напряженно наблюдали за ним, даже стрельба стихла. Приземистый и широкий танк, как оползень, надвигался всей глыбой на чернеющий окоп. Когда до танка оставалось метров пятнадцать, Виктор, оторвавшись от бруствера, метнул гранату. Она упала и взорвалась, не долетев.

В каком-то оцепенении я ждал развязки. Вот Виктор снова приподнялся и, размахнувшись, хотел бросить вторую гранату, но танк вдруг сделал рывок и наехал на окоп гусеницей. Пламя взорвавшейся гранаты вырвалось из-под нее. Лопнувшая цепь сползла с траков. Танк повернулся к нам боком на оставшейся гусенице и осел на окопе, остановился, белея крестом. Бронебойщики в два счета подожгли его. По броне танка заскользили извивы пламени, громадина вспыхнула, выбросив фонтан черного дыма и огня. Пламя захватило и окоп.

Ликующий крик десантников вывел меня из оцепенения. Не помня себя, выскочил я из окопа и побежал вперед, выкрикивая страшные ругательства.

Смутно помню, как бежал, стреляя по выпрыгивающим из танка фашистам. Вокруг что-то свистело, упругие струи воздуха касались лица, нарастая, раздавались крики десантников, пришедших к нам на помощь с той стороны перехода. Не приняв рукопашного боя, оставшиеся в живых фрицы бежали на последней автомашине, успевшей развернуться.

- Поджечь грузовики и быстро отходить! Не задерживаться! - неестественно громка в наступившей тишине раздалась команда комроты Чернова.

Два чувства владели мной: чувство гордости подвигом друга и чувство боли от ничем невосполнимой утраты. В числе последних я перешел большак. Перед тем оглянулся назад. Танк и машины продолжали гореть. Чадящие столбы дыма поднимались над ними. А где-то высоко-высоко в небе - звонче и звонче пел жаворонок…

След бригады затерялся в лесной чаще, так же, как среди многих других затерялся и безымянный большак, где на клочке земли оставил я частицу своей души, а в памяти - образ верного друга.

Виктору было 19 лет. И все эти недолгие годы, прожитые им, были подготовкой к смертельной схватке с врагом, к этому решающему дню.

Воспитанный партией и комсомолом на примерах беззаветной преданности делу революции молодежи двадцатых годов, Смирнов Виктор Павлович мужественно и достойно встретил и прожил в борьбе последний день своей жизни. Он до конца исполнил свой солдатский долг. Его горячее и отважное сердце сгорело вместе с комсомольским билетом и пеплом смешалось с землей. И может быть, щепотка этой земли лежит сейчас у Кремлевской стены, где горит Вечный огонь - символ славы и доблести советского воина.

В бою у дороги погибли и наш комвзвода Цветков, и сержант Андрюша. Снаряд танкового орудия угодил прямо в их окоп.

По лесу я шел, словно в бреду, не замечая страстного пения птиц, запахов трав, смолистых сосен и елей. Меня не оставляли думы о Вите, о его гибели в то время, когда до Большой земли оставался один шаг! Из четырех друзей только я оставался еще в живых.

Тяжело переживал я и гибель лейтенанта Цветкова (очередное звание ему присвоили перед первомайским праздником).