Олег Меркулов - Ради тебя

— Между человеком и обезьяной пропасть. И это главное. Такая же пропасть, как между обезьяной и ракушкой. Правда, когда-то между обезьяной и человеком был еще кто-то, но цепь эволюции разорвана. Одного эвена мы не знаем, его на земле нет.

— Ну и хрен с ним, — сказал Песковой. — Нет и нет. Обойдемся. Не изобретать же его! Давай про пропасть. И добавь громкости.

Никольский разжег трубку.

— Пропасть в том, что человек любопытен, а все остальное на земле инертно. Корова наестся брюквы и рада, а человеку этой брюквы мало. Когда наш далекий папа, наглотавшись полусырого мяса, не завалился дрыхнуть, как это делает Песковой, а захотел узнать, что там, за горой? за лесом? за речкой? — тогда пошли люди.

Игорь не слышал, как сзади подошел ротный. Ротный шепнул ему:

— А он, случайно, не анархист? Не кропоткинец?

— Нет.

— А кто?

— Никто.

Ротный надвинул фуражку так, что козырек совсем закрыл глаза.

— Это плохо, Кедров. Плохо. Рядовой Никольский и — никто. Чего ты жмешь плечами? Слышишь, он говорит «люди». Значит, он сам — «людь».

— Конечно, людь. Еще какой!

— Ты намекаешь на воронежский вокзал? — Ротный почему-то сегодня говорил с ним с подначками: в бою за воронежский вокзал Никольский под дьвольским огнем прополз в пакгауз и разделался там с расчетом пулемета, который держал их на брюхе часа два. — Так я и без тебя это помню. Кстати, завтра ты заступаешь дежурным по роте. Ты не отвык?

— Нет, товарищ старший лейтенант, не отвык, — буркнул Игорь. — Есть заступить завтра дежурным по роте!

Надо поговорить с Батраковым, решил Игорь, когда ротный наконец ушел.

— … Животное видит в мире то, что нужно для желудка, что опасно и что безопасно для жизни, больше ему ничего не надо. Человек же видит весь мир Ему надо все.

«Как накатило на него», — подумал Игорь. Когда на Никольского накатывало, он рисовал, или лепил из глины, или резал из дерева всякие фигурки и читал им лекции.

— … Природа была добра к человеку — она давала ему плоды и коренья, мясо и рыбу. Сначала человек умел мало, но поколения оставляли свой опыт. Животное учит детенышей одним и тем же приемам, человек, передавая сыну опыт отцов, прибавлял к нему свои знания. Привязав жилой к палке острый камень, человек сделал руку сильней, копье и стрела удлинили ее на сотню шагов. Подчинив огонь, человек стал непобедим…

… Шли века. Обживая землю, человек покорил твердь. Случайно рассыпанные семена дали всходы и родили мысль сеять растения. С козленка, которого отец принес с охоты и которого дети не дали убить, а вырастили, началось животноводство. Человек перестал скитаться и возле полей стал строить первые дома. Тропинки между деревьями стали дорогами. Они связывали людей. Когда человек стал человеком, его потянуло в море. Сначала он плавал у берегов, потом научился строить большие и надежные лодки. Он открывал новые земли и присматривался к небу. Ему хотелось потрогать звезды. Его все время мучил вопрос — а что там, на звездах? Он не мог не полететь, он не мог оставаться ниже птицы. За пять тысяч лет — это секунда в истории земли, — человек, открыв силу пара, электричество, напридумав машин и еще кучу вещей, прыгнул из дикости в цивилизацию.

Игорь зашел так, чтобы Батраков мог его видеть, и подал ему знак. Они отошли немного, но все, что говорил Никольский, им было слышно.

Они пожали друг другу руки, и Игорь с ходу все рассказал. Батраков сверху вниз смотрел ему в лицо и изредка моргал.

Игорь был рад увидеть Батракова и опять быть с ними со всеми, но его давила встреча с Никольской.

— Может, не говорить — подло?

— Нет. Она не бросит ее? Не откажется?

Было понятно, что Батраков спросил о Наташе.

— Она не такая, — сказал он. — Но удержит ли? Ведь это дело не на месяц, так? А человек ненормальный. Как тогда? Может, все-таки сказать Виктору? — Нет. Чем Виктор поможет отсюда?

Никольский то опирался локтями о воображаемую трибуну, то призывно выбрасывал руку с кистью в воображаемый зал, то стучал кулаком по воздуху. Потом, как бы увлекшись, он пошел по воображаемой сцене, пыхая трубкой, пуская дым.

— Но это только внешняя часть жизни человечества, иллюстративная половина ее. История — это действие законов содружества и насилия. Люди — люди вообще, вне времени, вне конкретной земли — живут по этим законам. Суть человеческой жизни — борьба с природой. Человек приходит в мир, чтобы узнать его, подчинить и заставить служить себе. В этом смысл нашего бытия. Иначе зачем нам рождаться? Чтобы умереть? Прийти, чтобы уйти — абсурд. Один человек мал и жалок. В содружестве он велик. Он тысячерук, тысячеглаз, тысячеголов. Кто и что устоит против него?