Олег Меркулов - Ради тебя

Какой-то офицер крикнул ему: «Чего стоишь? Принимай!» И он принимал из вагона ящики со снарядами и складывал их в штабель возле рельсов. Потом состав ушел, а через час, не зажигая фар, при свете звезд и под команды: «Вправо руль! Еще чуть! Ладно!» — к штабелям подкатили машины. Они были из его армии, и это его обрадовало: чем быстрее уберешься подальше от зениток, тем лучше — зенитки всегда наводят на мысль, что бомбить будут именно тут. Когда машины нагрузились и шоферы стали заводить моторы, он влез на одну и лег на ящики головой к кабине.

Колона шла весь остаток ночи. На ухабах машину забрасывало, ящики сдвигались от борта к борту, но он держался за решетку заднего стекла и дремал. Под утро колонна свернула в лес. Сквозь дрему он слышал, как царапали по бортам ветки, иногда они задевали его, словно трогали. В лесу шоферы на секунды включали подфарники, и были видны обрубки березок, торчащие, словно руки, из земли, слеги через канавы, и как ползут резкие тени от кустов.

Свернув с просеки, машины остановились. С железным лязгом захлопали дверцы, замелькали огоньки папирос, кто-то спросил: «Ну, как твое динамо?», и тот, кого спрашивали, зло буркнул неразборчивое, но скоро стало тихо, лишь изредка звякали ключи и матерились двое, меняя колесо на дальнем грузовике.

На ящики с подножки полез шофер. Бензином от него пахло, как от цистерны. Шофер удивленно хмыкнул:

— Это кто еще? Что ты тут делаешь?

Не открывая глаз, он ответил:

— Сплю, не видишь?

— А! Хорошее дело, — сказал шофер и лег рядом.

Шофер захрапел мгновенно, будто нажал в себе сонный стартер.

Они спали, пока старшина в блестящем от масла бушлате не начал стучать по бортам и кричать: «Подъем, хлопцы! А ну, подымайсь!» Шофер не хотел подыматься и спрятал голову под шинель, но старшина стал на колесо и потянул его за ногу. Шофер сначала лягался, потом сел и полез в карман на махоркой.

— Собачья жизнь, — сказал шофер, провожая старшину взглядом. — Четвертый день по три часа спим. Я бы только за это кастрировал Гитлера. Согласен? Ты не шофер? — Он погрыз край бумажки, чтобы она лучше заклеилась, и облизнул папиросу. Папироса получилась аккуратная, как карандаш. — Пехота? Пехоте хорошо: где лег, там и спи, а летом и вовсе — каждый кустик ночевать пустит.

— Да? — переспросил он. — Ты спал осенью в окопах? Неделями? Спал на снегу всю зиму? Нет? Тогда заткнись.

Шофер хлопнул его по плечу.

— Брось, не заводись: это я так. Всем хорошо. — Он прикурил, лег на спину, положил ногу на ногу, на барский манер, и пустил длинную струю дыма. — Будь моя воля, я бы после войны присудил Гитлеру так: привязать под зад противотанковую мину, провести шнур через все города и деревни, где были фрицы, а конец вывести у Москвы, к самой восточной точке, куда они дошли, и поджечь, и чтобы каждый мог видеть, как огонь идет по шнуру. Хорош приговор?

— Хорош, — сказал он. — Обсудите его на политзанятиях.

Шофер засмеялся.

— Обсуждали.

— Ну и что?

— Да ничего. Теперь, как увидит кто из ребят противотанковую мину, так кричит: «Согласен! Бери, пригодится под Гитлера!»

— И ты подзапасся?

— Нет, ну ее к черту. Откуда знаешь, что у нее в кишках. Еще как шваркнет, так только — фью. И от машины и от тебя, — шофер показал руками, какое это будет «фью», — а я хочу дожить до победы.

— А, — сказал Игорь и подумал впервые: «Я тоже хочу дожить до победы», и спросил: — Не знаешь, где 9-й корпус? Я из 71-й бригады.

Шофер потянулся так, что затрещали суставы, и сел.

— Позавчера вам кончили возить. Корпус в Лесках, а где бригада — не знаю. Там спросишь.

— До корпуса не по пути?

— Нет. Нам сюда, а тебе — туда. — Он показал рукой «сюда» и «туда».

— До Лесков далеко?

Шофер прищурил глаз, считая:

— … Третья, четвертая… Пятая, кажется, деревня. Выйдешь из леса — держи все на юг. Понял?

— Понял.

Шофер слез с машины и открыл дверцу кабины.

— Отстал, что ли?

— Нет. Из тыла.

— Из тыла? Ну как там?

Он тоже слез и, пока слезал, вспомнил, что видел в тылу.

— Всяко.

Шофер кивнул.

— Это я знаю: кому война, а кому и мать родна. А так, вообще, — голода нет?

На этот вопрос ответить было легче.

— Нет. Карточки. У каждого — норма. Зависит от того, где и кем работаешь.

— Понятно, — сказал шофер. — Норма есть норма, но кто до войны жил крепче, тому и на норме легче. — Он достал из кабины мыло в тряпочке и полотенце. — Не видел, чтобы на улицах помирали? Как в Ленинграде.

— Как в Ленинграде? — переспросил он. — Нет. Чего нет, того нет.