Олег Меркулов - Ради тебя

У него не только глаза, все лицо был иконным: правильный овал, прямой нос, скорбный рот. Иисус Христос в выгоревшей гимнастерке, да и только. Пономарев даже вздрогнул.

— Что стоишь? — сказал он первым. — Проходи. Порыбалим?

— Коль не побрезгуете, товарищ генерал, — ответил сержант.

Пономарев взял у него бредень.

— Тогда давай быстрей. Я тороплюсь.

Сержант быстро сдернул гимнастерку, майку и брюки. Армейские трусы с карманом на пуговице на тощем заду никак ему не подходили. Был он худ и жилист, как будто под кожей у него были насованы веревки. Между сосков на груди в негустых волосах было уже порядочно седых. Пономарев неожиданно удивился, когда увидел, что у этого сержанта нет дырок от гвоздей, где им полагалось быть.

Они развернули бредень.

— А где Егорий? — спросил сержант.

— Какой Егорий? — Пономарев остановился. — Победоносец?

— Наш, — объяснил сержант. — Егорий! — негромко крикнул он. Бас у него был очень спокойным, полевым, лесным, совсем не солдатским Таким басом говорят за Уралом, на Белом море, в Алтайских горах.

— Здесь! — ответил из-за кустов Игорь. — Иду.

Они ходили с бреднем, а Игорь натаскал сушняка, вбил рогули, выломал поперечину и приготовил костер.

Полведра рыбы они наловили быстро, но Пономарев замерз и должен был надеть брюки и обуться.

— Да вы не торопитесь, товарищ генерал, — сказал ему младший сержант. — Что ей, ухе, вариться? Закипит, и ешь. Подождут дела. Не каждый день нам такое раздолье.

Уха и правда сварилась мгновенно — Игорь поддерживал под ведром гудящий огонь. Но к ухе подоспело еще двое.

Один из них шел по кустам и горланил:

— Это Женька, — объяснил Игорь.

Женька вышел к ним, дожевывая корку. Под мышкой у него были завернутые в обрывок газеты два суточных хлебных пайка. Женька отламывал от них корки и ел. Второй солдат, тщательно выбритый, без пилотки, пилотка была засунута за пояс, с расстегнутым воротом, посасывая холодную трубку, нес на вытянутых руках, чтобы не напылить в них, котелки с супом и кашей. У солдата были насмешливые глаза, чистый высокий лоб и явно иронический склад ума. Это подтвердилось и тем, как солдат смотрел на генерала — в хорошую меру почтительно и в тоже время испытующе, как бы говоря: «А что дальше? Что дальше, сэр?», и в спокойных, даже несколько пренебрежительно спокойных движениях, и в голосе — в любой фразе, в одной ясно, в другой — где-то на самом дне ее звучала ирония.

Женька, зажимая локтем хлеб, проглотил, не жуя, корку и отдал честь.

— Разрешите присутствовать?

— Присутствуй, — сказал Пономарев. — Давай хлеб.

Женька с готовностью отдал ему оба пайка. На одной полбуханке корок уже почти не было.

— Пожалуйста. Может, хотите и супу?

Солдат с трубкой отвел Женьку под кусты и уложил на шинель. Женька, бормоча «Никольский, друг! Расскажи сказочку», — сонно засопел.

Пономарев, набрав в ложку ухи, дул на нее.

Никольский сел напротив него и, блеснув глазами, достал из кармана медицинский пузырек граммов на четыреста.

— Не хотите ли, товарищ генерал? Спирити вини ректификата.

Отказаться от спирта под уху было просто грех.

— Что же, это как раз то, чего не хватает. А вот мальчишке даете зря.

Никольский разлил спирт по кружкам и разбавил водой.

— Виноват. Но его поковыряли в санбате. Там подрезали, тут подшили. Его зацепило, когда мы выходили. Надо было поддержать. Да он и выпил всего два глотка. А вообще нам всем сегодня скидка. Ну… — Никольский поднял кружку, — будем живы.

— Женька не такой, вы не подумайте, — сказал Игорь, когда они выпили и хлебали из котелков уху. — Это он с виду, а так…

— А я и не думаю. Откуда выходили? — спросил Пономарев Никольского.

Никольский объяснил.

— … И мы чуть-чуть этого гуся не разменяли. Понимаете, тут самим бы выскочить. Это не в поиске, когда знаешь дорогу назад, где фрицы и где наши, и знаешь, что выход тебе будут обеспечивать. Мы шли наобум, хорошо — нам помог местный Сусанин, так тут еще этот гусь! Но Кедров хотел его дотащить, и если бы не Кедров…

Ложка Пономарева замерла между котелком и ртом.

— Кедров?! Ты — Кедров?

— Да.

«Неужели?.. Нет. Не может быть! А если?.. — Пономарев продолжал есть. — Сейчас попробую, только надо как-то… Как сделать? Нет, не может быть! Не может быть, но и может быть! Почему не может быть? Почему? Я должен!» — сказал себе Пономарев.

Женька неожиданно приподнялся и как ни в чем не бывало подключился к ним: