Олег Меркулов - Ради тебя

— Что генерал? Да и толкаться там неудобно.

Той бумагой, в которую были обернуты запалы, Песковой вытер руки.

— А подыхать тут удобно? Иди, иди. Ради всех. — Когда он встал, Песковой смотрел на него щурясь, что-то думая. — Мы тут сообразим поесть.

Возле погреба лежали убитые наши и немцы. Хирург лежал поперек эсэсовского унтера. В груди унтера торчала финка, и он подумал: а откуда у докторов могут быть финки? Шея доктора сзади была рассечена, были видны раздробленные позвонки, и голова доктора лежала необычно, на одном плече. Над другим плечом на слегка выгнувшемся погоне поблескивали две большие звездочки и золотая змейка, обвившаяся вокруг рюмки. Оба танкиста тоже были убиты. А летчик был жив. Летчик неловко, на половине зада, сидел на поваленном заборе и прямо поверх комбинезона бинтовал ногу. Возле наклоненного столба стоял фрицевский карабин с ножевым штыком. Штык, ствол и ложе карабина были в бурых потеках и пятнах. Лицо у летчика было не бело-рыжим, а белым: веснушки исчезли.

Он сказал летчику, что так перевязываться нельзя, надо разрезать всю одежду вокруг раны и промыть рану, иначе может быть заражение или столбняк.

— Пошел ты знаешь куда? — возбужденно, но не зло ответил летчик. — Ни хрена не будет! Вон я сколько их назаражал. — Летчик кивнул на немцев. — Тот, что ногами к нам, тот, с автоматом под животом и тот, возле которого лопатка. Мои крестнички. Понял, пехота?

— Доктора — лопатой? — спросил он.

— Лопатой. Они во двор, а у нас с доктором только по тэтэ. Пук-пук-пук — и все восемь штук! Я у этого выдернул карабин, но он, холера, увернулся, тут на меня другой, пока я с ним, он — доктора. Потом я… Есть что во фляжке? Можно все? — От шнапса летчик покраснел, и веснушки на его лице выступили все до одной, как будто всплыли из кожи.

— Ух ты! Кто у вас тут остался за главного?

— А что? — спросил Игорь.

— Доложиться. Что дальше делать с генералом? Доктор убит, сестры где-то нет. Не видел сестры?

— Убита, — сказал Игорь.

— Так, — сказал летчик задумчиво. — Тем более. Получается, за генерала отвечаю один я… Пока генерал жив, я обязан… — Летчик, морщась, изогнулся и посмотрел себе на зад. На комбинезоне, ниже поясницы была дыра. Вокруг дыры комбинезон был мокро-грязным. Летчик сунул в дыру два пальца, поковырялся там и вытащил осколок. Осколок был небольшой, с желудь.

Летчик подбросил осколок на ладони.

— Представляешь, с этой раной я заявляюсь в полк. Срамота! Драпал, скажут, сволочь, потому и получил в зад. В столовой за такую рану будут кормить ополосками. Представляешь?

— Нет, не представляю, — ответил Игорь.

Летчик зашвырнул осколок и вылил остатки шнапса в дырку на комбинезоне.

— И все тебе лечение.

— Жжет? — спросил сочувственно Игорь.

Летчик взял карабин и оперся на него, как на палку.

— Наплевать. Так где твой ротный или кто там еще остался?

Летчик кряхтел, ступая на раненую ногу, звякал железкой приклада о камни и вертел головой, рассматривая сожженные «тигры», разбитые пушки, разбросанное оружие и убитых. На полкилометра вокруг завода они валялись всюду. Чем дальше от него, тем их было меньше, но уже на окраине их было густо, а в поселке черт знает сколько. В поселке было много убитых и наших, а немцев так вообще очень много: они висели на подоконниках, валялись в садах, за сараями, у канав, из которых по нескольку раз выскакивали в атаки. На перекрестках, срезанные в упор из пулеметов и ППШ, они лежали особенно густо.

— Н-да! — На рыжем лице летчика снова убавилось веснушек. — С воздуха эти кадрики выглядят не так.

— Как? — спросил он.

Свободной рукой летчик махнул за спину.

— Секунда — и все под крылом, а тут насмотришься, неделю спать не будешь. Как ты не сошел с ума за два года? Или все-таки сошел?

— Брось трепаться! — сказал он. — КП под тем «тигром».

— Тут не треп, — не согласился летчик. — Тут, брат… — Летчик оперся о березу и поджал раненую ногу.

Что он мог сказать этому рыжему парню, который первый раз побывал в рукопашной, а до этого эсэс видел с неба?

— Ты доложись и постарайся отсюда убраться. Там, — он показал через овраг на лес, — кажется, можно пройти. К вечеру ты вообще не сможешь ступить. Пока не раскис, уходи.

Летчик помигал рыжими веками.

— Значит, драп-драп?

Он пожал плечами.

— А какой от тебя теперь толк?

— Ладно, — согласился летчик и помахал ему, как махают из поезда. — Сделай фокус — скройся с глаз. На капэ подумаем. Увидишь медицину, пришли. Пока.