Станислав Славич - Три ялтинских зимы [Повесть]

Во всем требовались гибкость и понимание обстоятельств. В отряде был громоздкий тыл. Человек посторонний увидел бы женщин, стариков, детей и, пожалуй, подосадовал бы: как же воевать с такой оравой? А иначе было нельзя. Ну вот, например, в лес пришла тетя Дуся — Евдокия Федоровна Мускуди. Да не одна, а с сестрой и старенькой свекровью. Даже козу привели с собой. Кое-кто зубоскалил, что реальная польза в лесу была только от козы. Но женщины пришли потому, что нуждались в защите. Единственный мужчина из этой семьи был подпольщиком и стал партизаном. Их дом, «усадьба Мускуди», долгие месяцы был базой, явкой. Здесь находили пристанища и Кравцов с Кондратьевым, и Ходыкян, здесь жил и прятался Евстратенко… В конце концов немцы сожгли и разрушили дом. Женщины успели уйти в лес. Как же отказать им в приюте!

До чего же трудная и сложная жизнь здесь кипела! Как все было непросто! Но шла весна освобождения, и в настроении господствовал мажор.

…Мы сидим на балконе и дышим напоенным сосной вечерним воздухом. Ветер уже переменился, и с гор тянет на море береговой бриз. Дом — это надо же! — стоит у самого истока бывших партизанских троп. Ореховая балка, поляна Банистро, место, где была «усадьба Мускуди», — совсем рядом. Дом поставлен у подножия Иографского хребта, по которому медлительно и плавно петляет, ведя на ту сторону, через горы, древняя Узенбашская вьючная тропа…

Последняя операция гитлеровцев против партизан напоминала предсмертную конвульсию, но это была конвульсия большого и сильного зверя. Гарнизон одной Ялты составлял около пяти тысяч человек. А в лес были двинуты многие гарнизоны и части, поддержанные авиацией, артиллерией, танками.

Весь март шли тяжелые бои. Партизаны оттянули на себя из фронтового резерва немало вражеских войск, но сами оказались в труднейшем положении. Полная блокада, подавляющее численное превосходство вооруженного до зубов противника… К началу апреля и наши земляки-ялтинцы, и некоторые другие отряды были оттеснены и наглухо зажаты в лесах центральной котловины Крымского заповедника.

Сегодня это почти невозможно себе представить, но вражеские костры горели на всех окрестных вершинах. Были слышны чужие голоса, позвякивание котелков, доносились запахи пищи. А партизаны курили (если был табак) в рукав и не смели даже кашлянуть.

Положение поистине парадоксальное. Победа, окончательное освобождение были близко, как никогда, но и гибель была совсем рядом. Что случится раньше — выбьют скамью из-под ног или перережут веревку с петлей, уже наброшенной на шею?.. Сравнение, может быть, и не очень точное, но ощущение временами было таким.

А горная весна ударила вдруг морозами, апрельским снегопадом. Что называется, одно к одному. Все напряглось до крайнего предела.

Но шла все-таки весна освобождения, и это придавало сил. Беспрерывно вели разведку, искали малейшую щель в позиции противника, готовились к прорыву, видя в нем единственный, хоть и не слишком реальный шанс. Далеко ли уйдешь с таким тылом!.. И тут произошло чудо. В ночь на 9 апреля разведка доложила: враг покидает лес, начинает отходить. Сперва в сообщении об отходе противника даже усомнились, но все новые данные подтверждали его. А спустя несколько часов стала известна и причина: наши войска перешли наконец в решительное и долгожданное наступление на севере Крыма.

Уходят, отступают! Спешат выбраться из леса! Но теперь уже партизаны вцепились в них, не давая передышки. Двинулись по заснеженным горным тропам связные-гонцы, торопясь к своим людям, оставленным в подполье или засланным накануне в город, а потом и боевые группы со специальными заданиями. Надо было не дать гитлеровцам уничтожить прекрасные дворцы, здравницы, памятники, портовые сооружения, массандровские подвалы.

Командир партизанской бригады Леонид Вихман писал в местной газете ровно год спустя: «Было одно стремление: во что бы то ни стало спасти город, спасти население. Особенно рвались бойцы Ялтинского отряда. Ночью в город спустилось несколько групп под руководством Гузенко, целью которых было: по общему сигналу начать бой в центре города.

8-й отряд громил части, отступающие из-под Алушты. Десятки горящих машин, разбитых орудий, сотни вражеских трупов застилали дорогу. В Ялте — замешательство. Противник начал спешно отступать на Севастополь, но путь преградил 1-й отряд Лаврентьева. Вновь горели машины, падали сраженные солдаты.

В полдень под покровом тумана начал спускаться в Ялту 10-й Ялтинский отряд. Бой завязался в районе горы Дарсан…»