Причины, которые приводят нас в лес, бывают разными, но, очутившись в лесу, человек невольно поддается его очарованию. Крайняя, смертельная опасность впереди, и — подснежники, мимо которых пройти невозможно. «Она прижимала их к лицу, разговаривала с нижи…» И ведь тот же Кравцов, человек жестковатый и резкий, хоть и пишет, что «нам было не до цветов», запомнил это, рассказал во всех подробностях даже четверть века спустя!
А я пришел сюда по их следам ровно через тридцать лет и три года. Февраль 1977-го был таким нее снежным и ветреным, а на юг Крыма приносил дожди… Наши горные леса не ждут пробуждения, они всегда бодрствуют, зеленеют можжевелышками, сосной, сумрачным тисом, плющом, иглицей; заросли которой, будто кровавой росой, обрызганы ягодами, дроком, земляничником, забавным в своей кажущейся наготе (приезжий народ называет это изящное деревце «бесстыдницей»), просто травой наконец. Короткая спячка, в которую впадают все же листопадные деревья и кусты, не делает наш лес серым и унылым — он становится как бы просторнее, обозримее. Подлинное его украшение весной — каскады водопадов. Я взял круто вправо и полез к одному из них — не тот ли это, о котором пишет Кравцов? Неподалеку тоже была пещера.
Я ничего не искал и не надеялся найти. Вода была удивительно вкусна. Меж камней скользнула ящерица — сперва даже не поверилось: ящерица в феврале? Набухли и готовы были бесшумно взорваться почки — желтым цветом у кизила, бело-розовым у боярышника и терна. Верховой ветер — срываясь с яйлы, он не задевал здесь даже верхушек деревьев, обрушивался далеко от берега на море — временами ронял водяную пыль, вспыхивавшую радугами… Что еще можно желать среди такой красоты? Мне ничего больше и не нужно было.
Но когда, испив водицы, я глянул вверх, то увидел чудо: среди торжествующей весны сплошь заснеженный склон. «Откуда он здесь, внизу, когда снега не стало и на яйлах?» Однако эта мысль мелькнула и тут же пропала, бесхитростный обман рассеялся: то был не снег, а цветы, подснежники.
Мне никогда не случалось видеть их так много. Они расстилались несколькими огромными белоснежными коврами. Их красота была нежной, трогательной и беззащитной. Каждый цветок порознь напоминал потупившегося ребенка. Но чудо было и в том, что все вместе они являли некую торжествующую, победительную в своей доверчивости красоту. Они были бесстрашны, как дети, которые не знают, что такое опасность, и привыкли во всем верить нам, взрослым.
Выбравшись потом на скальный карниз, я посидел над обрывом спиной к красивейшей поляне, на которой в лунные ночи водят свои хороводы зайцы. Сидел, любуясь Ялтой: она так разрослась за послевоенные годы, что воскресни — допустим на миг и это чудо, воскресни погибшие — они бы, пожалуй, не сразу и узнали родной город. Кстати говоря, именно здесь, на Банистровой поляне, погибли два Николая, два замечательных партизанских разведчика — Попандопуло и Алчачиков…
Однако вернемся, как это ни трудно, в 1944-й. Без проводника не обойтись. Кто будет нашим Виргилием на сей раз?..
Я выхватил февральский эпизод из воспоминаний Кравцова потому, что начало года несло чрезвычайные перемены. Анна Калугина вовремя попала в город — через несколько дней начался очередной прочес лесов. Сколько их уже было! Каждый должен был покончить наконец с партизанами, и всякий раз после этого партизаны наносили новые удары.
О самом прочесе и связанных с ним боях написано немало. Для моих целей этих описаний было бы вполне достаточно, но хотелось живого общения, непосредственных впечатлений человека, который сам пережил эти бои, и я пошел к Михаилу Дмитриевичу Соханю.
Из приказа по 7-й партизанской бригаде Южного соединения.
…Старшего лейтенанта Крапивного И. В., ранее исполнявшего должность комиссара 10-го Ялтинского партизанского отряда, назначить командиром того же отряда.
Прибывшего из штаба Южного соединения т. Соханя Михаила Дмитриевича назначить комиссаром 10-го Ялтинского партизанского отряда.
Командир бригады ст. лейтенант Вихман.
Комиссар бригады ст. политрук Сытников.
Начальник штаба майор Казанцев.
Еще с осени сорок третьего областной подпольный партийный центр настойчиво требовал пополнения партизанских отрядов командным и политическим составом. Но в 10-й отряд Сохань попал не сразу. До этого пришлось побывать на Керченском плацдарме…
Немаловажная деталь: был журналистом в довоенной Ялте. А положение газетчика известно: к нему и за советом идут, и за помощью, и с жалобой. Одним словом, ялтинцы помнили этого молодого человека, которого некогда привел в их город злой туберкулез. Однако положение комиссара, особенно поначалу, было деликатным.
Читать дальше