Уильям Эш - Выбор оружия

— Сен!

— Да, сэр.

— Если меня будут спрашивать, я — в столовой. Когда снимете копии документа, можете тоже пойти поесть.

— Очень хорошо, мистер Томас, сэр.

Если что-нибудь и было подозрительным в манере Сена, это готовность, с которой он брался за любую работу.

В баре клуба Томас заказал лимонад со льдом и как раз направлялся к столику, когда в зал вошел Лоринг. Томас лениво помахал ему, и Лоринг подсел к его столику со своим стаканом.

— Они там схватили трех бандитов у Джелангора, — улыбочка была скупая, лишь резко дернулись мускулы в уголках рта, — видно, это Кортни со своей частью.

— Да, — Томас кивнул, — об этом есть в донесениях.

— Забавно, — Лоринг закурил. — Поймать троих теперь — это уже событие. Их стало меньше, и они не хотят рисковать. — Он быстро взглянул на Томаса. — Ну, не стесняйтесь, говорите.

— Вы чуть было не сказали, что как раз в наших местах они пошли на риск, и очень удачно.

— Нет. Я хотел сказать, что для них это плохо. Небольшие успехи поднимают их дух и мешают видеть, что конец уже предрешен.

— Вы были у него?

— Сегодня утром.

— Есть успехи?

— Мне некуда спешить.

— Безусловно. Только не очень копайтесь. Мне противно думать, что эта сволочь еще жива… и дышит одним воздухом со мной.

— Да, воздуха здесь и так маловато, — ответил Томас. И добавил: — А на самом деле, зачем вы вывезли его сюда?

— Чтобы получить информацию, разумеется. Но не только это, — Лоринг внезапно потушил почти целую сигарету и с такой силой раздавил ее о пепельницу, словно ткнул кому-то в руку. — Когда мы пробились назад к просеке и увидели, что они захватили весь груз, я от злости слова не мог вымолвить. А тут ребята притащили эту падаль и бросили на землю. И как я не догадался, что только белый мог измыслить такую хитрую штуку. Я подскочил, и пнул его ногой, и продолжал бы топтать, но он ничего не чувствовал. Так какого ж черта? Пусть знает, что его ждет, и пусть будет в полном сознании, когда это случится.

— Вы считаете его одним из главарей?

— Разумеется.

— У разведки о нем мало данных.

— Разведка далеко не все знает. Взгляните, они объявили весь район на военном положении, словно засаду устроил кто-то из местных. А я узнал этого бородатого бандита, великана; он с Люпаньских гор.

— Что ж, может быть, я скоро смогу проверить эти подробности.

— Да, уж сделайте милость. Кстати, вот еще что. Вчера вечером в гараже я встретил Бигрейвса и Милна. Эти типы любят зря драть глотку, но уж если вобьют себе в голову, что вы слишком миндальничаете с изменником, у вас будет куча неприятностей. И по правде сказать, — он закурил с той же кривой улыбочкой, — тут уж и я им помогу.

— Не сомневаюсь. — Томас отмахнулся от угрозы. — Но вы же дали согласие, чтобы я действовал по-своему.

— Это нигде не записано.

— Если хотите, чтобы я передал дело Шэферу…

— Не сейчас. Если вы чего-нибудь добьетесь, я готов взять на себя ответственность за то, что разрешил вам вмешаться в оперативную работу.

— А если нет?

— Тогда заявлю протест своему непосредственному начальству, и рапорт пойдет вверх. А там какой-нибудь высокопоставленный генерал лягнет одного из политиканов, а тот отфутболит пинок вниз, к вам.

Томас невесело усмехнулся.

— Вы забыли, что меня уже раз лягнули.

— Меня тоже. С той только разницей, что мне на это наплевать. — Он скомкал едва раскуренную сигаретку и встал. — Пойдемте закусим.

— Я съем бутерброд. В такую жару пропадает аппетит.

— Да? На моем аппетите погода не отражается.

— Знаю — И вдруг добавил примирительно: — Один этот климат и способен умерить вашу исключительную энергию.

Он не то чтобы остерегался провоцировать Лоринга на недружелюбный шаг, из-за которого мог упустить свой счастливый случай. Он просто чувствовал, что человек этот — сила, пусть и злая, и с ним нельзя не считаться. Большинство соотечественников действовали ему на нервы, а к Лорингу его почему-то тянуло. Как ни странно, но его так и подмывало обратить Лоринга в свою веру или хотя бы убедить его, что такой путь тоже возможен, Отношение Лоринга стало жестким мерилом всех поступков Томаса, и его скупая похвала была бы прямым доказательством того, что работа сделана на славу.

Томасу просто не хотелось идти в столовую, и потому он сослался на отсутствие аппетита. Теперь, когда допрос начался, ему, больше чем когда-либо, не хотелось участвовать в вечных спорах о том, как справиться с создавшимся в стране положением; говорили всегда одно и то же, и он всякий раз давал себе слово молчать, но рано или поздно все-таки ввязывался в спор. И вообще в светских беседах его отлично заменил бы проигрыватель: один набор пластинок для обсуждений с сослуживцами Чрезвычайного положения; другой — такой же стандартный — для тех случаев, когда в поисках отдушины он без особого пыла пытался соблазнить одну из дам. По правде сказать, в обоих случаях на него так мало обращали внимания, что никто бы и не заметил, если бы он перепутал пластинки. Беседа в изоляторе, которую он начал сегодня утром, была первым настоящим разговором за многие годы.