Владимир Богомолов - «Жизнь моя, иль ты приснилась мне...»

— Товарищ майор, санитар морга рядовой Федякин по приказанию дежурного врача доставлен!

Елагин вгляделся в лицо санитара и возмущенно, зло вскричал:

— Так ты еще пьян, скотина! У погибшего Лисенкова во рту была фикса-коронка из желтого металла, в санбате была, а теперь нет, ее здесь просто выдрали. Где коронка? Тебе что, жить надоело?!

— Надоело, — упрямо сказал боец и звучно рыгнул. — Давно уже надоело, — и тихо попросил: — Убейте меня!.. Я выдрал. Только они не золотые, они латунные…

Он зашарил рукой в правом кармане брюк, но Махамбет решительно отодвинул его: из прозекторской выносили первый гроб, и так все получалось нескладно, нехорошо, неуместно — объяснение Елагина с пьяным санитаром-мародером и похороны, которые мы хотели провести по-человечески, с полным уважением к Лисенкову и Калиничеву и отданием неположенных им, как отравленцам, почестей.

Елагин, даже не взглянув на меня, отдал распоряжение, чтобы в течение двух часов я нашел достойное место для захоронения и были подготовлены могилы.

Как и в далеком сорок третьем, мне снова пришлось заниматься похоронами…

Летом сорок третьего с тяжелой контузией, бездыханного, солдат моего взвода Лисенков на руках доволок меня в полевой госпиталь.

Через месяц лечения, как только я почувствовал себя более или менее сносно, меня с каждым днем все больше стало тяготить хоть и белопростынное, но бессобытийное и однообразное пребывание в госпитале, и я настойчиво начал просить врачей о досрочной выписке.

Спустя две недели меня выписали с заключением врачебной комиссии: «В связи с тяжелой контузией, полученной в бою при защите СССР, согласно приказу НКО СССР № 336 от 24 октября 1942 года лейтенант Федотов В.С. признан ограниченно годным к службе первой степени на срок 45 суток», и, несмотря на мои заверения в полной дееспособности, готовности и горячем желании вернуться на фронт в свой полк, предписанием: «Использовать на указанный срок на нестроевых должностях в частях и штабах Действующей армии».

Правда, мне разъяснили, что по истечении этого срока я буду считаться годным к строевой службе без какого-либо медицинского освидетельствования.

Кто не работает, тот не ошибается, а война — это, прежде всего, работа, совершаемая с нечеловеческим напряжением всех сил и средств круглосуточно, сопровождающаяся неизбежными потерями людей и техники. И чем выше должность командира, тем, при его ошибках, тяжелее последствия. Результаты моих ошибок были, может, и незначительны, но воспринимались мною как удары судьбы. Таким ударом оказалось назначение меня по случайному стечению обстоятельств на новую должность и последовавшие за ним события.

С меткой ограниченной годности я прибыл в штаб дивизии за назначением. Отделений кадров в штабах дивизий еще не было, и меня направили в строевое отделение. Пожилой сержант в новеньких коричневых ботинках с обмотками, очевидно писарь, старательно подметал двор возле крыльца, а в самой избе, пустой, без каких-либо следов ее хозяев, за самодельным, грубо сколоченным столом, заваленным папками и бумагами, сидел капитан, лет тридцати, с круглым бабьим лицом, с орденом Красной Звезды и тремя нашивками за ранения над правым карманом гимнастерки.

Он взял мое направление, попросил офицерское удостоверение личности, внимательно сличил мое лицо с фотографией, переворачивая листки, прочел от корки до корки все записи и только тогда предложил сесть на стоявший в метре от стола табурет и стал задавать вопросы. Все мои ответы он записывал на листе бумаги и правильность сообщенного мною попросил удостоверить в самом низу росписью, что я и сделал.

— Аттестат, вещевая и расчетная книжки у тебя есть? — осведомился он.

— Так точно! — я торопливо вытащил все свои документы из кармана гимнастерки, но смотреть их он не стал.

Из заданных им вопросов меня несколько удивил один: не злоупотребляю ли я водкой и спиртными напитками? При этом он недоверчиво, если даже не подозрительно, посмотрел на меня так, что я даже покраснел. Я ответил отрицательно, после чего капитан — он оказался начальником четвертого, строевого, отделения штаба дивизии — начал крутить ручку полевого телефона и называть дежурному на коммутаторе разные номера. Первые два или три не ответили, наконец, один отозвался, и капитан сказал в трубку:

— Товарищ подполковник, Морозов докладывает. Согласно приказанию полковника Величко мною подобран офицер на место капитана Тюрина… Лейтенант Федотов… — он смотрит на лист и зачитывает мои данные, — член ВЛКСМ, комсомолец с 1941 года… В плену и окружении не был, на оккупированной территории не проживал, не судим… Спиртными напитками не злоупотребляет… Так точно: даже в рот не берет!.. Взысканий не имеет… Да… Ранее был в Сто тридцать восьмом полку… После контузии ограниченно годный первой степени до двадцать седьмого сентября… А там посмотрим… Считаю возможным назначить на место Тюрина… У нас есть указание немедленно заполнить эту должность… Слушаюсь, оформить!