Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца

Собаки во дворе не было, это он знал точно, потому что досконально все здесь изучил, пока следил за домом. Вошел во двор, калитка при этом даже не скрипнула, и об этом он тоже знал – что петли смазаны и не скрипят. Прежде чем закрыть за собой калитку, оглянулся и бросил быстрый взгляд вдоль улицы. Никого поблизости не было, ночь опустилась на город, сразу став здесь полновластной хозяйкой.

Он, осторожно ступая, обошел дом кругом и, когда оказался с тыльной стороны дома, замер и прислушался. Где-то далеко-далеко прозвенел ночной трамвай, и опять все стихло. Он достал из кармана нож с широким лезвием и легонько поддел створку окна. Створка отошла с хрустом, и он замер, испугавшись, но в доме по-прежнему все оставалось без движения. Тогда он распахнул окно и через мгновение оказался в комнате. Здесь никого не было, он прошел по мягкому домашнему половичку, приоткрыл дверь в следующую комнату и прислушался, после чего переложил нож из правой руки в левую и переступил порог. Он услышал мерное дыхание спящего человека и пошел на этот звук. В темноте приблизился к кровати. Он ничего не видел, и оставалось только терпеливо ждать. Через несколько минут по улице проехала машина, скользнув по окнам светом фар, и этих мгновений ему хватило, чтобы рассмотреть спящего человека. Женщина лежала, разбросав по подушке роскошные волосы, показавшиеся ему совершенно черными. Теперь он знал, куда бить, и ударил женщину ножом. Она вскрикнула и захрипела, но хрип был негромкий.

Он скользнул к двери соседней комнаты, но все равно не успел: услышал, как открылась дверь и сонный голос ребенка произнес:

– Мама!

В голосе не было страха, но угадывалась тревога. Наверное, ребенок что-то все-таки услышал.

Он успел настичь ребенка прежде, чем тот включил свет, сбил его с ног и несколько раз с силой ударил головой об пол. После второго удара мальчишка перестал кричать, и он только теперь понял, что самое сложное позади. Никого в доме не осталось, кто мог бы ему помешать. Он не торопясь завесил одеялом единственное в комнате окно и только после этого включил свет. Женщина лежала лицом кверху, с открытыми глазами – она проснулась в последний миг, чтобы тут же умереть. Ее ночная рубашка стремительно пропитывалась кровью.

До утра еще было далеко, и он неспешно приступил к осмотру комнаты. Вывалил из шкафов на пол все белье, перетряхнул его методично, вещь за вещью, после этого обыскал комод, но и там ничего не нашел. За полтора часа поисков он смог обнаружить только потертый кошелек, тот лежал в хозяйственной сумке, и денег в нем почти не было. Наконец он понял, что в этой комнате единственным местом, которое он еще не осмотрел, остается диван, на котором лежит убитая им женщина. Он даже поймал себя на мысли, что об этом диване думает уже давно, но гонит мысли прочь, потому что ему не хочется приближаться к убитой. Пришлось, пересилив себя, приблизиться к дивану и приподнять одну его половину – ту самую, на которой лежал труп. Внутри дивана он увидел старые вещи. Именно там, среди вещей, и оказалось то, что он искал. Толстая пачка денег, перетянутая черной резинкой, и сложенные в небольшой прозрачный пакетик золотые украшения.

Он аккуратно разложил свои находки по карманам и оглянулся по сторонам: не забыл ли еще чего. Взгляд наткнулся на лежащего у порога мальчишку. Только теперь он подумал, что пацан наверняка жив. И как это он мог об этом забыть? Подошел ближе, склонился и услышал дыхание. Нельзя так все здесь оставлять. Принес подушку и этой подушкой ребенка задушил. После чего выключил свет и выбрался через окно наружу. Небо на востоке уже посерело. Деревья в саду задумчиво шелестели листвой. Никто в целом мире не знал пока о случившемся. Кроме него самого и тех двоих, в доме. Нo они, впрочем, были мертвы.

В библиотеке у Козлова было свое любимое место – в самом углу, у окна. Как правило, это место редко занимали. Сегодня там сидела молодая женщина. Козлов остановился рядом, и женщина подняла голову. Глаза у нее были серые.

– Нет, ничего, – сказал Козлов и махнул рукой, давая понять, что ему до женщины нет никакого дела.

Устроился через один стол от нее, разложил перед собой книги, но не работалось, строчки расплывались перед глазами. На новом месте все по-другому. Козлов даже глаза прикрыл, стараясь унять поднимавшееся в нем раздражение. Полчаса просидел, не притронувшись ни к чему, и уже знал, что сегодняшний день для него пропащий. Полистал небрежно книги, поднялся и пошел к выходу.