Владимир Бээкман - И сто смертей

Ирене о своих догадках Эльмер поведать не мог. Она бы не вынесла этого.

Никто из них не говорил в открытую, что Марек рожден для спасения несбывшихся родительских надежд. И было непонятно, каким образом Антал прознал об этом. Может, просто догадался. Вскоре после рождения меньшего брата он с презрением начал игнорировать его.

Еще будучи мальчишкой, Антал пытался по-детски досаждать Мареку, но вскоре убедился, что цели своей он не достигает, брат еще ничего не в состоянии понять, родительское же возмездие бывало несправедливо суровым.

По мнению Эльмера и Ирены, причина всего была в обычной ревности, которая нередко выступает на передний план, когда в семье появляется следующий ребенок и забирает себе львиную долю родительской заботы и нежности.

Взять, например, случай, когда Антал принес игравшему во дворе в песочнице Мареку спичечную коробку с муравьями. Не ахти какое дело — муравьи, есть из-за чего, крик поднимать. Но надо же, Марек схватил спичечную коробку, открыл ее, муравьи, конечно, высыпались и забегали по рукам братишки. Застывший от ужаса Марек какое-то мгновение молчал, затем набрал в легкие воздуху и заревел как испорченная сирена, которую уже невозможно выключить. Навряд ли его за это время успел укусить хоть один муравей. Просто у младшего брата оказались слабые нервы — именно это Анталу и хотелось узнать.

На рев из дома выскочила Ирена. Впоследствии Антал никогда не хотел даже вспоминать о том, что ему тогда наговорила мать. Слова эти были недостойны матери, так общались между собой на улице большие парни.

Весь долгий июнь с его белыми ночами, все вечера от первого дня до тридцатого, Антал в том году сидел дома. Через каждый час он обязан был показываться — чтобы не сбежал тайком. Это тюремное наказание было, по мнению Антала, особенно унизительным и жестоким, просто подло назначать ему такую кару. Другие мальчишки играли и катались на велосипедах, а к нему будто пристала зараза и диктовала, чтобы его изолировали от людей.

Теперь Марек уже долгое время вообще не удостаивался внимания Антала, разве что тот порой отпускал лишь желчную усмешку. Это когда младший братишка в дни рождений и в прочих случаях при гостях, стремясь вызвать всеобщее восхищение, выдавал какую-нибудь потрясающую сентенцию. Он их умел выдумывать, а удивление и восхищение взрослых только подогревали фантазию Марека. К примеру, он частенько выступал с заявлениями, что, когда вырастет, станет обязательно премьер-министром. Но, однако, и свою снисходительную усмешку Анталу приходилось скрывать, уже раза два после ухода гостей отец читал ему нотацию: мол, он своим великовозрастным цинизмом травмирует нежную душу ребенка. На лице же самого Эльмера, когда он выговаривал сыну, застывало мученическое выражение.

Антал из всего этого сделал единственно возможный вывод: не трогать младшего братишку, так будет лучше для всех.

Было бы явной несправедливостью утверждать, будто Андерсены так никогда и не искали контакта со своим старшим сыном. Только делали они это по-своему. Иногда Ирена заходила в комнату к Анталу, ласково говорила с ним (что казалось неестественным), пыталась погладить сына по голове (нежность эта была вообще невыносимой). В таких случаях Антал оставался безучастным и упрямым. С печальным вздохом Ирена вынуждена бывала отступаться от своего большого и ставшего непонятным ребенка. Постепенно она стала вроде бы даже чуточку побаиваться Антала.

С отцом было проще. Отец был реалистом, он никогда не проявлял склонности к подобным беспомощным и мучительным для обеих сторон поискам сближения. Измученный угрызениями совести, подсознательно ощущая и за собой какую-то вину за то, что дела пошли таким путем, он порой давал сыну больше обычного на карманные расходы и сразу же отходил от него Это было самое лучшее из того, что он мог делать.

С каждым годом отчуждение усиливалось. Для Антала стало уже мукой жить в одной комнате с Мареком, чьи всегда разбросанные в беспорядке и поломанные вещи все больше загромождали помещение. Марек был неряшливым. У младшего брата никогда не хватало терпения доводить до конца однажды начатое дело. Когда ему что-то надоедало, он бросал свои игры на половине, и разобранные на части игрушки никогда уже не собирались, если только отец не приходил на помощь.

К тому же в последнее время Антал заметил у младшего брата еще одну дурную склонность: рыться в его вещах. Как у всякого мальчишки, у Антала тоже были свои тайны, вмешиваться в которые он никому не позволял. Он ждал и вместе с тем страшился того момента, когда застанет Марека роющимся в своем столе. Антал знал наперед, что не в силах будет сдержать свой праведный гнев, да и не собирался этого делать, и боялся большого скандала, который обязательно из-за всего этого поднимется.