Владимир Бээкман - И сто смертей

Однако позывных LQ86 ни в одном регистре не обнаружили, оставалось предположить, что это военный самолет. На соответствующий запрос из штаба базы в Кефлавике сообщили, что такие позывные им также неведомы и, по тщательно проверенным данным, в квадрате с указанными координатами никто не находится.

Высылать же при такой погоде на авось патрульный самолет сочли невозможным.

На каком-то экране локатора дальнего слежения в ту ночь видели импульс LQ86, пока он не скрылся за горизонтом и не погас, словно искорка, в море. Дежуривший в ту ночь оператор третьего класса, солдат первого года службы, принял мелькнувшую вспышку за атмосферный разряд, о котором и докладывать начальству не стоило.

А потому и в вахтенном журнале не появилось никакой записи по этому поводу.

Когда младший сын Андерсенов Марек очнулся в постели, полусгоревшая термитная бомба уже ушла глубоко в пол и продолжала свой путь сквозь этажное перекрытие дальше, вниз. В комнате стлался белый дым, от которого паренек закашлялся и начал тереть глаза.

Как только Марек окончательно проснулся, лицо его приобрело напряженное выражение. Только что по- детски мягкое и приветливое во сне, оно застыло, сведенное злой судорогой. Так происходило всегда. Сам Марек об этой перемене и не подозревал, лишь просыпаясь от умиротворяющих снов, он всякий раз ощущал необъяснимое недовольство, которое находило на него. Это заставляло его капризничать и упрямиться даже в тех случаях, когда он этого вовсе и не собирался делать. Со временем капризы стали отличительной чертой младшего сына Андерсенов.

Родители заметили раздражительность ребенка вскоре после того, как он вышел из грудного возраста, но не знали, что с ней делать. О том, чтобы пойти к психиатру, и речи быть не могло; как снести потом бесконечные сплетни — их ведь не избежать, что у них в доме сумасшедший ребенок? Они понадеялись, что, может, со временем, с возрастом все пройдет само собой.

Старший брат Антал уже не спал. Он сидел на кровати, закутав ноги в одеяло, не отводил взгляда от угла комнаты и медленно раскачивался взад и вперед. Глаза его сверкали в полумраке синеватым отблеском. Лицо светилось каким-то внутренним удовлетворением. Мареку стало немножко не по себе, но это было сладостной жутью, она нравилась ему, от нее по спине побежали приятные мурашки.

— Ну теперь тебе будет! — для начала пообещал он брату.

Антал и виду не подал. Неизвестно даже, дошел ли до его слуха голос Марека. Завораживающее видение в углу комнаты целиком захватило его. Там с жарким шипением горел непонятный огонь, в котором чудилось что-то неестественное. Марек еще какое-то время глазел, снова закашлялся, затем соскочил с дальней от огня половины кровати на пол и бросился бежать. Он точно знал, что в таких случаях вернее всего предпринять.

На исчезновение брата Антал внимания не обратил.

Между отдельными членами семьи Андерсенов существовали несколько своеобразные отношения.

Антал был с рождения отцовым сыном. Из первенца, по мнению отца, должен был выйти знаменитый ученый, известный математик или физик. На худой конец химик, но только не гуманитарий. Эльмер Андерсен знал совершенно определенно, какие профессии имеют будущее в этом мире, стремительно катящемся к технократии. Еще бы ему не знать! Он втайне казнил себя за то, что в молодости переоценил возможности спортивной карьеры и махнул рукой на ученье.

Верно, в спорте он тоже кое-чего достиг, в десятиборье вошел даже в состав сборной и целых четыре раза принимал участие в международных соревнованиях. Но то ли ресурсы оказались ниже ожидаемых, или спортивный взлет вообще слишком короток, чтобы строить на нем прочное будущее, только Эльмер в конце концов оказался на скромной дорожке преподавателя физкультуры. Но голова у него была хорошая, мог бы ведь стать и доктором наук.

Впоследствии он большей частью винил во всем свое неладное происхождение. Эльмер Андерсен родился в маленьком сонном городишке, вдали от гор, рек и магистральных дорог. Наукой там никто не занимался. Самым большим предприятием был местный лесопильный завод, за ним шла лимонадная фабрика. Свои юношеские, пришедшиеся на войну годы Эльмер провел в отцовском доме. От предшествующего мирного времени они отличались только продуктовыми карточками и обязанностью летом работать в деревне. Но и последнее свершалось скорее в интересах накопления для семьи запасов на зиму. Время даже военными потрясениями не вторгалось в их городок. Похоронные извещения Эльмер и в глаза не видел, в их семье не было пригодных к военной службе.